Трубадуришка прокашлялся и потянулся за лютней, тронул струны и запел гимн во славу Эридана. Тьфу!
- Эй, ты! – крикнул я на третьем куплете. – Смени песню!
Парнишка глянул на меня недобро, но запел другую. И тоже о подвигах великого героя – война была не единственным из них. Все, как положено – не успел родиться, а уже спас мир и далее, и прочее.
- Смени песню! – снова потребовал я.
- Не мешай слушать, а? – обернулся ко мне какой-то мужик.
- Да разве это пение? Овцы, и те блеют более складно. Веселую давай!
- И не подумаю, - резко ответил трубадур. – Не нравится – ступай прочь, оборванец.
Я-то, конечно, оборванец, но оскорблять себя никому не позволю! Поэтому залпом допил пойло, оставшееся в кружке, и опустил ее на голову смертника. Трубадур сдавленно охнул и осел на пол, а я переломил через колено его лютню и бросил рядом с ним.
- Получил? – поинтересовался сипло.
- Ты чего натворил? – как-то жалобно всхлипнул он, а затем зарычал и кинулся на меня.
Я его, конечно, отшвырнул, но как-то неудачно, сбив один из столов. А за ним сидели выпивохи, их пойло пролилось, а уж этого они простить не могли. Навалились на меня толпой – впятером. Одним я выбил двери, другого отправил в свободный полет под ближайший стол, третьего ударил лбами с четвертым, пятого слегка придушил, и тот сам уполз.
- Еще желающие есть? – обернулся к притихшим посетителям.
Но вместо них ко мне подбежал сам хозяин трактира, маленький и круглый Поль по прозвищу Пупс.
- Ах, ты! Пьяная бестолочь! – истошно завопил он. – Никакой прибыли от тебя! Сплошные убытки! Все, с меня хватит. Забирай свои лохмотья, и чтобы я тебя больше здесь не видел!
Я сплюнул ему под ноги. Спорить не стал – не видел в этом смысла. Да и нашел себя не на ближайшей помойке, чтобы позволить какой-то мрази вытирать об меня ноги. Унижаться не стану, да и угол найду.
- Денни!
Бедняжка Кло прижала ладони к груди. Единственная, кто обо мне сожалел.
- Не плачь, я приду тебя утешить, - ударил ее пониже поясницы и потащился на второй этаж, чтобы десять минут спустя вернуться с худым вещевым мешком.
- Чтоб ты прогорел, - от души пожелал Пупсу. – И пойло у тебя отвратное.
Выхватил кружку у одного из выпивох, залпом осушил и пошел прочь. Туда, в ночь, полную костров и хвалебных песнопений. На самом деле мне некуда было идти. Родные забыли, как я выгляжу. Друзья? Тоже кончились. Были, да все вышли. Я сдавленно хохотнул, тряхнул мешком, запрокинул его на плечо. Сегодня посплю в парке, а утром найду другой трактир, где нужен вышибала.