Сама Кенна прекрасно понимала, насколько хороша, но другой жизни представить не могла. Она привыкла к театру как к семье, которой у неё никогда не было.
В том же году Кенной впервые заинтересовался мужчина. Это был трактирщик Жозе Берноф.
Берноф ухаживал за Кенной несколько недель, но так и не добившись допуска в постель резко остыл и был таков.
С того дня и до тех пор, пока Кенне не исполнилось восемнадцать лет, ей увлекались не раз. Были те, кто хотел просто затащить её в спальню, находились и настоящие поклонники её таланта.
Кенна, впрочем, никому не спешила отвечать. Уроки матери и закулисная жизнь научили её, что никто не станет подкармливать корову, если молоко она даёт бесплатно.
Она принимала подарки, которые, впрочем, редко были так уж велики, скромно благодарила, но ни с кем не заходила слишком далеко.
Рано или поздно упорство ухажёра иссякало, а если он смел настаивать, небольшая театральная постановка с Жосленом Великолепным в роли ревнивого любовника быстро остужала его пыл.
Так было до тех пор, пока одним июльским вечером труппа не приняла решение ставить «Похищение Европы».
Роль Кенны была невелика — но вопреки обыкновению играла она не служанку, а Амура, пронзившего сердце смертной божественной стрелой.
Такие роли доставались ей не часто, потому как хотя в мужском амплуа она была так же хороша, как в четырнадцать лет, импресарио считал, что театру куда выгоднее иметь в труппе хорошенькую миловидную актриску, которая привлекала бы мужчин, чем хорошенького мальчика — который мало кого мог бы привлечь.
Кенна относилась к вопросу философски, хотя желание снять вечную маску тихой горничной всё сильнее терзало её. Она понимала, что в её положении — безродной сироты — нужно довольствоваться тем, что есть.
Зал, как обычно, наполняли шум, кашель и смех.
Кенне следовало появиться на сцене три раза, чтобы пустить три стрелы. Она продекламировала свою реплику и сделала выстрел, когда взгляд её замер на фигуре незнакомца в полумаске, стоявшего у самого выхода в толпе.
Для здешней публики незнакомец был слишком хорошо одет. Шляпа с пером бросала тень на его лицо, но в полумраке, окружившем его, Кенна отчётливо видела глаза: голубые, как два осколка хрусталя.
Кенна вздрогнула и забыла слова, когда встретила этот взгляд, устремлённый на себя. Такого не бывало с ней ещё никогда.