Богундцы повели коней в озеро, на водопой, не обратив внимания, что рядом пили люди. Более того, они стегали и разгоняли рабов, попадающихся им на пути, и мешающих лошадям. Аста к озеру не пошел, продолжал стоять возле меня.
— Почему плачешь? — повторил он.
Странный вопрос! Меня, так-то, в рабство захватили! Плясать от радости, что ли?
— Что ревешь, говорю? — продолжал спрашивать хан — Или, ты баба?
Я, отрицательно, покачала головой — не женщина!
— У тебя мать погибла? Или любимая? — спросил Аста, нахмурясь.
Я опять хотела качнуть головой — моя мама жива, и Дени тоже. Дени…
— Моя любимая осталась в Ассине, в столице, и мы больше никогда не увидимся! — произнесла я, горестно вздохнув. И опять заскулила, даже не притворяясь.
— Мужчины не плачут! — произнес хан — Не ноют, что бы не случилось! Не позорься!
Я замолчала. Спорить с ханом, или не подчиняться ему, нельзя. Тем более, в Богунде. Тем более, с таким свирепым дикарем, как Аста. Отрубит голову одним ударом, даже не моргнет…
— Я собираюсь, в в ближайшие дни, в Ассин! — сообщил правитель — Могу передать твоей невесте привет. Могу и ее в Богунд забрать! Что б ты не скучал!
И он рассмеялся. Да, шутка за двести — мою придуманную девушку Аста мог забрать, только как рабыню.
— Ваше Величество! — воскликнула я, бухаясь перед ханом на колени — Возьмите меня с собой!
— Как ты понял, кто я? — опять нахмурился Аста.
— По волосам! — быстро ответила я — У вас они самые длинные, из всех, кого я видел!
— Хм… Сколько тебе лет? — опять спросил хан.
— Двенадцать! — подумав, сказала я — именно на столько выглядела я в мужской одежде.
Аста молчал. Удивился, наверно, что у такого юного мальчика есть любимая. Хотя… В Богунде в четырнадцать лет можно жениться. Дикари…
А я, не смея поднимать глаз, затараторила, по богундски:
— Хочу быть вашим рабом! Я полезный! Знаю богундский и… — больше полезного о себе я придумать не смогла — И… — вдруг вспомнила — Умею петь! И знаю степные песни!
Вспомнила, Ли хорошо пела. Завораживающе так…
Но Аста не ответил. Более того, когда я подняла голову, обнаружила, что он отошел, и уже садился на коня. Видимо, потерял ко мне интерес, и мою богундскуюь речь не слышал. Вообще, до меня только сейчас дошло — как так? Почему хан, славящийся злобным вспыльчивым нравом, и высокомерием, заговорил с ничтожным рабом? И во время разговора был весьма милым и добродушным? Может, не все правда, что о нем говорят? Жаль, что я не обращала на него особого внимания, когда мы встречались при дворе ассинского императора. И толком хана не узнала.