Только вот прощения все не было и не было: Артем становился все угрюмее и раздражительнее, избивал меня все чаще и все более изощренно, а Олежке лучше не становилось. Голова у него работала нормально, и с помощью логопеда он смог даже говорить настолько четко, что неспециалист и не догадался бы, что у него ДЦП. Моторика рук тоже была неплохой: рисовал Олежка сносно, и врачи утверждали, что он сможет нормально писать, разве что почерк у него будет корявым. Но вот ходить сам мальчик не мог, и виновата в этом была я: если б вовремя забила тревогу, и мальчик бы с рождения получал хороший массаж, может, и ходил бы. Об этом мне сказал Артем, обсудив состояние Олега с каким-то своим знакомым доктором, и у меня не было оснований ему не верить.
Артем продолжал меня наказывать за все подряд, избивая уже без зазрения совести. Это даже стало нашей семейной традицией. Нельзя было заранее догадаться, что вызовет гнев у моего гражданского мужа, но повод всегда находился. Кажется, я сама пыталась дать его, намеренно вредя Артему какой-нибудь мелочью. Фантазия у меня была просто фантастической – я постоянно выдумывала новую пакость: то суп пересолю, то добавлю в рагу грибы, которые Артем не переваривал, то подсуну ему заплесневелый хлеб, то спрячу зубную щетку.
Но регулярные избиения казались мне слишком маленьким наказанием. Чтобы замолить грех и задобрить небеса, я наказывала себя сама: не разрешала себе есть сладкое, не позволяла покупать себе новые вещи, пользоваться косметикой (разве что на выход), запретила себе общение со знакомыми и бывшими подругами, гулять себе разрешала только с сыном, возя его по двору и ближайшему скверу на инвалидной коляске. Правда, эти прогулки не доставляли ему удовольствия: он завидовал детям, которые могут бегать, играть, ездить на самокате. Только Олежка не завидовал им по-черному, нет: он, как будто заразившись от меня, считал, что он плохой, никчемный и просто не заслуживает ничего лучшего. Отчасти эти мысли сыну внушил Артем: сын мог слышать, как отец называет его калекой, обузой и никчемным, наказывая меня, и решить, что тоже заслуживает наказания. Хорошо еще, что Олег не видел, как Артем меня бьет: у нас была двухкомнатная квартира, и сын почти все время находился в своей комнате, мы даже есть ему туда приносили. Дело в том, что Артем требовал, чтоб ему не травили душу, демонстрируя уродство его наследника, напоминая о его отцовском горе. Я и старалась не напоминать. Но разве о таком забудешь? Я помнила денно и нощно.