— Прилежная, — сказал он, придавив меня своим телом.
Наверное, на самом деле я не была ни хорошей, ни прилежной, но благоразумия и умения выжидать мне все же хватало. Поэтому я сама обняла его за шею, ощутив под пальцами знакомую скользкую прохладцу, — только зажмурилась и прикусила губу, когда он вошел в меня, заполняя холодом изнутри.
Если не сопротивляться, больно только в первое мгновение — и пару моментов* спустя. Но он всегда был несдержан и тороплив, и долго терпеть не приходилось.
А потом я долго сидела в луже крови, медленно выбирая листву из волос. По бедрам текло серое семя — я не торопилась стирать его, отстраненно наблюдая, как в свете костра оно отливает то оранжевым, то алым. Танцевать с сестрами я не стала, а ведьмаки, заставшие явление Серого слуги, не рисковали подходить и звать в свой круг. Я сидела на листве, пока костры не погасли вовсе, а потусторонние гости не начали исчезать вместе с предрассветными тенями. Тогда сестры принялись собираться по домам, скрывая свою наготу от солнца, и я улетела вместе с ними.
Старый домик на окраине городка встретил меня распахнутым окном: хозяйка, строгая до сварливости вдова, опасавшаяся каждого шороха, запирала входную дверь почти сразу после заката. Я снимала у нее маленькую комнатку на верхнем этаже, с видом на серую городскую стену, — так было меньше шансов, что кто-то заметит мои отлучки. Всех сложностей — не попасться на глаза патрулю… впрочем, стражники-то едва ли расстроились бы, обнаружив рядом с постом голую женщину!
За ночь дрова в камине прогорели, и в комнатушке воцарился осенний холодок. Я прошлепала босыми ногами по деревянным доскам пола, бросила взгляд на метлу, испачканную в крови и семени, — и, сломав ее об колено, с ненавистью швырнула к еще не остывшим углям, будто в моей сегодняшней слабости была повинна она. Тонкие веточки быстро вспыхнули, язычки пламени пробежали по прутьям — и погасли, не в силах одолеть влажное древко. Дымок взвился к порталу камина, обняв напоследок чугунок с едва теплой водой, и рассеялся.
Я умылась и наскоро обтерлась влажной тканью, не закрывая окно. Вскоре даже стоять стало зябко, но этот холод ощущался совсем иначе, чем тот, изнутри, — он казался неуловимо {правильным}. Я отдышалась и, стуча зубами, опрометью бросилась закрывать ставни — как раз успела до того, как за изгибом стены показалась пара стражников, патрулировавших городскую стену.