- Вы?!
- И нечего так удивляться. Ты так страдаешь и мечешься, что любой почувствует. - Киприна поправила манжету легкой перчатки. - Пойми, люди не становятся в один момент плохими или хорошими. В нас есть и то, и другое. Мы каждый раз делаем выбор. Перестань жить прошлым. Не спорь сейчас, - она сморщила хорошенький носик с маленькой едва заметной горбинкой. - У меня от тебя мигрень. Я это делаю не из-за жалости или еще какого сентиментального чувства. Нет, я хочу избавиться от головной боли, которую вызываешь ты своими ненужными сожалениями и самопожиранием.
- Чем? - не понял молодой жандарм.
- Самопожиранием, - повторила девушка. - Это когда человек ест себя со смаком и чавканьем.
Он смотрел в ее пронзительные глаза и понимал, что она говорит правду.
- Давай проясним все раз и навсегда. Много лет назад ты старательно выживал меня из города и тебе это удалось. Потом у тебя голова заработала. Ты сопоставил факты и понял, что совершил преступление против невиновного человека. Проснулась совесть. И все эти годы ты пытаешься унять угрызения своей совести. Верно? - Ярко-зеленые глаза держали на крючке, не позволяя опустить взор. - Хочешь загладить вину? Занимайся своей жизнью. Перестань пытаться что-то исправить в моей. Я об этом не просила.
Кузякин встрепенулся.
- А если…
- Если мне понадобиться твоя помощь, я попрошу тебя об этом.
Больше всего молодому жандарму хотелось поежиться, но он боялся пошевелиться. Киприна снова улыбнулась.
- Хорошего дня, Пантелей.
Он смотрел ей вслед и старательно пытался убедить себя в том, что он хороший жандарм. В конце концов, он плюнул и пошел в сторону подальше от Анхеля и Киприны.