Время шло, Лиля цепенела. Делала какие-то дела, машинально с кем-то общалась. Пришло в голову проверить его Ватсап — высветилось, что абонент был в сети. Пару дней назад. Но ее сообщение по-прежнему висело неоткрытым. Значит, просто удалил чат, не читая. Видел и удалил, не отреагировал. Спасибо, что не заблокировал еще. Значит, живой. Значит, Маша… А с ней — все кончено. И звонить больше нет смысла.
Хотя, какого лешего?! Да может она позвонить, надоели эти реверансы! Почему она должна бояться? Имеет право узнать, в чем дело. Полное право. Не хочет ее видеть — пусть честно скажет это ей в лицо! Если ты мужик, если ты хочешь разорвать отношения — имей смелость сказать это. И уйти, по возможности, красиво… Ага, красиво, — а как ты сама себя ведёшь? С Ваней, например? Честно говоришь? Нет, ускользаешь... Но ведь там совершенно другой градус общения! Там никто не сжимает друг друга в объятиях до всхлипа, никто не смотрит влюблёнными глазами, никто не говорит (пусть и единожды — «{девочка любимая}»). Там сразу была договорённость навроде: «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, так зачем же время терять?». И все. Зато Ваня почти всегда свободен для нее, и соглашается на любые просьбы.
Не важно…
В очередной раз оказавшись возле МФЦ (теперь надо было забрать выписку, и заказать еще одну), она решилась. В пределах родного квартала решимости не хватало. Чем дальше от близких она находилась, чем больше свободы ощущала, тем уверенней чувствовала себя, тем больший удар могла вынести.
Она взяла талон (сказали, ждать придется долго) и вышла на воздух. Набрала номер. Он ответил.
Заготовленные фразы вылетели из головы. Оказалось, что не нужно ничего спрашивать решительным тоном.
— Да, але! Привет тебе! Я сейчас еду в машине, слышно плохо.
— Ты живой, оказывается.
— Уже почти да. — Насмешливо и радостно. — Прошёл этот, как его…
— Сифилис?
— Ага. Омикрон. Мы все переболели, купили один тест на всех, дорогой, зараза. Ты знаешь, он в этот раз какой-то, я бы сказал, неврологический. Совсем мозг отшибает и шевелиться невозможно, страх, депрессия. Но сейчас уже лучше. А ты, конечно, сразу: «Ой-ой, мы никогда не увидимся больше!»
Значит, видел, что она писала, но не прочёл до конца. Сообщение было спокойно-нейтральным, это он просто вспомнил отчаянные слова, которые она кричала в день святого Карантина.