Я же, грязная как свинтус, сидела на земле. Физиономия перекошена от боли и злости, ладони в грязи и стесаны, бриджи тоже в грязи, настроение хуже некуда…
– Папочка! – весело затараторила рыжая, повиснув на шее сурового мужчины, который всё ещё бросал на меня косые, неприязненные взгляды. Она поцеловала его в щёку и, быстро заглатывая слова, заговорила без остановки:
– Ты только представь, на меня напали нурки! А Наталья меня спасла! Я её в благодарность укусила, и теперь она моя названая сестра! Так что она под защитой нашего клана. В рабство её нельзя! И на тяжёлую работу тоже нельзя отправлять! Она моя сестра!
Последнюю фразу София произнесла особенно гордо, расправив плечи, но под тяжёлым, хмурым взглядом отца постепенно смутилась, опустила глаза и, сжав губы, пролепетала чуть тише:
– Я больше так не буду. Честно. Но за Патрика замуж не пойду! Он мне не нравится!
Мужчина окинул меня тяжёлым взглядом, цокнул языком и, наконец, перевёл взгляд на дочь, тяжело выдохнул и, подняв руку, легко потрепал её по кудрявым, медным волосам. Его голос прозвучал хрипловато, он явно устал морально больше, чем злился:
– И ты сказать об этом раньше не могла? – пробормотал он, качая головой. – Нашёл бы тебе другого олуха, побогаче, если надо, посмазливее. Время-то ещё есть, а теперь… переговоры-то уже полным ходом идут…
– А я думала, ты будешь против, – прошептала София едва слышно, стыдясь собственного признания. – Если я откажусь выходить за Патрика… Так… я против!
– Против... – повторил вожак лис с ноткой иронии, затем снова вздохнул и на секунду прикрыл глаза. – Ладно, пойдём домой, моё наказание. Замуж тебя всё равно придётся выдать. Смазливого найти не проблема, но… Да только где ж найти тебе такого мужа, чтобы по статусу подходил и холил, и лелеял, и при этом не пытался бы через полгода вернуть тебя обратно с требованием возмещения морального ущерба? И ты от него не сбегала?
С этими словами он махнул рукой одному из сопровождающих его мужчин – широкоплечему громиле в потёртом кожаном жилете, а затем указал в мою сторону. Его голос прозвучал спокойно, но в нём чувствовалась безапелляционная твёрдость и авторитет:
– Эту тоже с собой берём. Отмоем, посмотрим, что за птица. А то сейчас на лице грязь – страшна, как ночь, а фигурка у неё, вроде бы, ничего. Надо подумать…