Первым сообразил в чём дело Твердята. Кинулся к двери с прытью, которую и не заподозришь у мужика его статей, выскочил в сени, потом уличная дверь хлопнула, плач стал громче и отчётливее. Тут же вернулся, держа на руках недовольно орущий свёрток.
– Дай! – практически простонала Оляна, протягивая руки.
Дал. Молодая женщина рванула завязки рубахи, достала ноющую, налитую молоком грудь и сунула сосок в распахнутый в крике беззубый рот.
Плач моментально прекратился. Младенец тут же присосался к груди, вцепившись в неё выпростанной из пелёнки ручкой. На лице Оляны расплылась счастливая улыбка.
Обитатели избы молча наблюдали за происходящим. Потом Пороша подошла к сыну, тихо тронула за плечо, зашептала:
– Если отнимешь у неё сейчас дитё, совсем ума лишится. Решай, сынок.
– Подкидыш – на счастье, – раздался с печки скрипучий старческий голос, и рядом с головой Поздняши появилась ещё одна, бабки Сороки, матери Твердяты. – На подкидыша боги пошлют.
Да, было такое поверье. В Залесье подкидыши не были такой уж великой невидалью. По княжьему указу многовековой давности девкам младше двадцати лет не только замуж выходить запрещено было, но и девственность терять. Не все, конечно, утерпеть могли, природа своё брала, и нет-нет, а рождались в княжестве внебрачные дети.
Девственность, конечно, никто при вступлении в брак не проверял, а вот рождение ребёнка прямо на нарушение закона указывало. Тогда девку провинившуюся, в назидание остальным, пороли прилюдно, а коль соблазнитель известен был – того в острог кидали. А кому ж охота в острог или под плеть? Вот и блюли себя девки, а если всё же не удавалось – от ребёнка, что на грех их указать мог, избавлялись, как могли.
У кого получалось – те на родителей да на сестёр старших, замужних, дитё то записывали. Жрецы запись делали, глаза на подлог закрывали. А если не было такой возможности – тех детей подкидывали. Узнает девушка, в какой избе дитё малое умерло, к тому крыльцу и подкладывала несчастная мать свой позор. Ведь если примут подкидыша, то будет чем его выкормить.
А бывало, что и к храму дитя подбрасывали. Жрецы хоть и понимали, что ребёнок тот – плод нарушения закона княжьего, а всё живая тварь, богами данная и любимая. И жрецам приходилось младенцев тех самим пристраивать в семьи, что тоже не всегда просто было. Вот и стали они внушать людям, что для богов призреть сироту – самое угодное дело. А подкидыш – та же сирота, раз мамки-батьки рядом нет.