Я пыталась выдохнуть, но дыхание сбивалось, и тело само выгнулось ему навстречу, будто не я, а кто-то другой управлял моими движениями, кем-то, кто давно сдался и покорился судьбе.
— Слушай, как ты хлюпаешь, Ама, — прошептал он почти ласково, но в его голосе звучала звериная уверенность. — Ты создана для этого.
— Нет! — закричала я в душе, но из уст вырывался лишь слабый шёпот страха.
— Громче! — жестко прорычал он, в голосе звучала холодная власть, — Нет что? Уже не хочешь денег? Или хочешь, чтобы я продолжал?
Я не ответила, потому что голос застрял где-то в горле, душа кричала, а дыхание становилось рваным и прерывистым, словно чужим и не своим. Просто дышала, задыхалась, теряя контроль над собой, пока моё тело, предательское и разбитое, само не выгнулось ему навстречу, словно зверь, загнанный в клетку чужой воли.
— Вот и правильно, — прошипел он с холодным наслаждением, словно получая удовольствие не только от того, что делает, но и от моей бессильной покорности.
Он резко вытащил пальцы, и я почувствовала, как головка его члена неожиданно и безжалостно упирается прямо туда, куда мне хотелось бы никогда не пускать никого, кроме мужа, даже в самых страшных снах — прямо в меня. Сердце замерло, а разум, словно разбитый зеркальный сосуд, не мог собрать воедино ни мысли, ни надежды.
— Луций… не… — прошептала я, едва сдерживая слёзы стыда и страха, молчаливая молитва о чуде.
— Уже поздно, — холодно произнёс он, и в следующую секунду вошёл.
Глубоко. Безжалостно.
Мой крик вырвался из глубин души, громкий и болезненный — от боли, от неожиданности, от того, насколько глубоко он вошёл за один жесткий толчок.
— Кровь, — прошептал он, — Ммм… Ты правда была девственницей. Такая редкость…
Он начал двигаться. Сначала медленно, словно изучая каждую складку моего страха, а затем быстрее, яростнее, с каждым ударом отдаваясь в позвоночнике, в груди, в мозгу.
Он трахал меня, как хотел, как свою собственность, как предмет, который можно сломать и использовать. Его пальцы впивались в мои бёдра, сжимали шею, хватали грудь сквозь лифчик — я вскрикнула от боли и стыда. Он снова вжал меня в стол, и я почти перестала дышать.
— Скажи мне, что тебе нравится, — прошипел он, голосом резким, словно удар кнута, но с какой-то извращённой нежностью, словно он наслаждался каждым моментом моего унижения.