Мал перевел любопытный взгляд на меня, но я была не готова рассказывать каждому о личных проблемах. Так что промолчала, да и настроение снова испортилось. И отмалчивалась я, считай, до самой Яблоневки. Сидели, действительно, почти друг на друге. Мал подумал о том, что груз будет большой и в каждый возок были запряжены сразу две лошадки. В наш — Сойка с Сорокой, а в Ирланов — его Буран и Фомов Вранка. Обросшие на зиму лошадки перли нас по полузасыпанной дороге и не жаловались. Оставалось только поражаться из силе и выносливости.
Уже когда почти доехали, Мал вдруг что-то закричал, а потом возок остановился.
Дверца резко открылась, и внутрь сунулась румяная мордочка.
— Пронька! — ахнула я, кидаясь к мальчику через колени Соли, чуть из возка не выковырнулась.
— Сонюшка!
Я все же выбралась, и мы крепко обнялись. Я стояла, покачиваясь, ощущая в руках детское тело, прижалась к его голове, вдыхая родной запах. На шапку Прони закапали слезы.
— Что ты?! Что ты?! — перепугался он.
— Это я от радости! — я одновременно и улыбалась и хлюпала носом.
От души расцеловала Проню в румяные щеки. Он смущенно отбивался, говоря, что большой уже, смотрят все, но отбивался несерьезно.
— Залезайте! Да поехали! — велел Мал. — Замерзнем!
Да, тут и в самом деле было на порядок холоднее, чем в столице. Мы оба забрались в возок. Проньке пришлось ехать стоя. Я предложила ему сесть ко мне на колени, но он отказался.
Встречали нас всей деревней. Больше, конечно, радовались возвращению Фомова семейства и Олегу. Тот сразу подхватился и через толпу пошел к своему дому, за ним потянулся страждущий народ.
Я же увидела Манефу. Объятья повторились, а потом мы с ней вместе зарыдали, прямо не разрывая объятий.
— Не обращайте внимания, — говорил всем стоящий возле нас Пронька. — Это они так радуются.
Дом встретил теплом, вкусным запахом грибного супа, пирогами с картошкой и ягодами и похожим на меховой шар Шпротом. Кот сначала от нас шарахнулся, потом как узнал, как пошел обтираться, забрался на ручки. Мне и есть пришлось с ним вместе, так крепко он вцепился.
Я слышала, как Гавр в другой комнате говорил Манефе, чтобы она меня не трогала, ни о чем не спрашивала, но я за обедом взяла и рассказала все сама. Над грустными делами Манефа поохала, моим достижениям от души порадовалась. Я же запретила себе думать о плохом. Я дома, все хорошо, родные рядом.