И это он очень вовремя вспомнил о посольстве.
— Не трогай их. Они ни в чём не виноваты, — впрочем, как и я, но об этом сейчас упоминать не обязательно. — Чужие семьи тут не причём. Прекрати это безумие, — заявила твёрдым голосом.
Кто бы знал, чего мне стоило найти эту несуществующую уверенность в своей правоте!
— Это не от меня зависит, дочь посла. От тебя, — вдруг смягчился, заинтересованно склонил голову чуть вбок, разглядывая меня внимательнее, придирчивее, будто впервые видел. — В тебе чувствуется сила и стойкость. Мне нравится. Люблю укрощать строптивых, — выдал в довершение скорее для себя, нежели для меня. — Выходи! — приказал.
Мои губы тронула тоскливая улыбка. И с места я не сдвинулась. Только руки за спину завела, сцепив пальцы в замок, да повыше подняла голову.
— Сперва договоримся, — повторила упрямо.
Упрямства было не занимать не мне одной. Вот только в жестокости я стоящему с другой стороны железных прутьев здорово уступала. И едва сдержала отчаянный вопль, когда, вместо того, чтобы ответить мне, Амир всего один кивком, бессловесно отпустил распоряжение тем, кто заканчивал досмотр машины.
Вытащили из автомобиля обоих. Женщину схватили за руки, удерживая на месте, ткнув оружием в рёбра, чтоб не орала. Мужчину же швырнули к ногам аль-Алаби. Тот одарил свою жертву брезгливым взглядом, остался абсолютно безразличен ко всем мольбам с просьбами о пощаде, когда к голове незнакомца тоже приставили пистолет, смотрел при всём при этом Амир исключительно на меня.
— Сколько ещё умрёт за тебя, дочь посла? — донеслось от него равнодушное и холодное, отразившееся липким ознобом по моим позвонкам. — Один? — наряду со щелчком снятого предохранителя, — Два…
— Нет! Не надо! — вскрикнула, сократив расстояние до прутьев. — Нет! Пожалуйста! Хватит! — схватилась за железо. — Пусть будет по-твоему, — бросилась в сторону, к калитке, через которую можно оказаться на дороге. — Я выхожу.
Рассудок заполонила паника. Оживший кошмар наяву не оставил и шанса. Едва ли я в полной мере соображала, чем грозит мой порыв. Лишь бы закончилось. А я сама…
— Не выходишь.
Чужой голос прозвучал совсем негромко, спокойно и размеренно. Вот только проскользнувший оттенок стали не позволял обманываться этой напускной беспристрастностью. Мужчина, чьё появление я пропустила, опирался локтем о верхушку открытой дверцы белоснежной машины, припаркованной у противоположной стороны дороги, и, приспустив на переносице солнечные очки, с лёгким прищуром наблюдал за развернувшимся действом. Он был совсем один. Тем сильней удивила решительность и беспечность, с которой он шагнул навстречу Амиру, остановившись между ним и стоящим на коленях арабом, заслонив собой последнего. Не смутило его и наличие прицела, направленного теперь прямиком в грудную клетку.