Например, когда в стотысячный раз пересматриваю фильм "Офицеры"
и раненый летчик кричит "Офицеры и коммунисты ко мне! Все, кто
может держать оружие - задержать танки!" в душе у меня что-то
дергается. Я не смог бы бросить такой призыв. И я бы откликнулся на
него. Я это знаю. Встал бы в строй со всеми
остальными.
Помню, я попытался поговорить о подобном на работе. Но напарник,
на вопрос: "А как бы ты поступил?" на полном серьезе ответил, что
постарался бы побыстрее забраться в поезд. Он же раненый. Я
посмотрел на него и промолчал в ответ. Я странным образом смутился
своего порыва. Видишь как он это воспринимает? Не поймет.
Не оценит. Еще примет за хвастовство. За желание выделаться, скажем
так... Вот, мол, какой я высокоморальный. И я почти застыдился
своей реакции.
Вот и здесь я испытывал нечто подобное. Твердую уверенность, что
я поступаю правильно, и, в то же время, странную досаду, словно
этот порыв не настоящий, а я играю на публику.
Долго рассказываю? Да? Ну что сделаешь. После того как мы с
Малинкой притащили Машу в детский садик, а сами заняли соседний
домик, сторожа всех наших детей с девчонками во главе, нам и делать
особо нечего было. Только сидеть и ждать вестей от наших
разведчиков. Вот мысли всякие и лезут в голову. Самокопания опять
разные. Достоевщина.
Чуть встряхнувшись отправил Малинку к девчонкам поспрашивать
насчет того травмата. Все равно кто-то что-то о нем знает. Иришка
поколебалась немного, но согласно кивнула и убежала. А я продолжал
сидеть, рассматривая самурайскую саблю в руках. Разумеется это - не
настоящая японская катана. Всего лишь «сувенирная»
реплика. Но вполне аутентичная. И заточена вполне. Скажу честно -
угорающих по всей этой японской экзотике я слегка презирал. И
оружием их недо-сабли никогда не считал. Та же казачья шашка, на
мой взгляд - куда функциональнее. Но сейчас на моем лице по
прежнему ныла рана, оставленная именно вот этим вот клинком. И
уважение волей-неволей проявлялось. Не все так просто. Почти метр
острозаточенной стали кого хочешь заставят уважать себя.
Малинки не было довольно долго. Я уже было даже начал
беспокоиться. Но появилась-таки. Причем, уже с травматом. Вот! Это
уже кое-что... Впрочем, взяв травмат я понял, что не могу
пользоваться даже им. Одна рука только рабочая. Даже затвор не
передернуть. Да и на курок нажать нечем. Не стрелять же средним
пальцем, оттопырив поврежденный указательный. Неудобняк сплошной.
И, потому, подергавшись без толку и горестно вздохнув, травмат
отдал всё-таки Малинке. И, чтоб убить бесконечно тянущееся время,
принялся обучать ее обращению с ним. Пусть учится.