Я прищурился и сделал вид, что пытаюсь, что-то вспомнить.
— Помните речь вашего свежеиспеченного премьера в Палате общин,
если не ошибаюсь, 1-ого марта 1848-ого года?
Мои собеседники с откровенным недоумением посмотрели на меня,
похоже то, что я сейчас скажу для них будет неожиданностью.
— «Недальновидно считать ту или иную страну
неизменным союзником или вечным врагом Англии. У нас нет неизменных
союзников, у нас нет вечных врагов. Лишь наши интересы неизменны и
вечны, и наш долг — следовать им». Скажите, что с тех пор
изменилось?— на этот раз по-учительски я посмотрел
только на Дизраэли. — При любом другом исходе, кроме предлагаемого
мною, Россия будет вашим врагом, какие-то небольшие территориальные
потери или предполагаемое уничтожение флота на Черном море на самом
деле это для нас укус комара. Но гарантировано вы собственными
руками создаете союзника вашему врагу в Америке - Соединенным
Штатам, а они будут этому только рукоплескать и свои неудачи в
Техасе и Калифорнии с лихвой компенсируют в той же Канаде и на
Карибах.
Вот уж в этом вопросе я разбирался наверное лучше всех на свете
и держал руку на пульсе. Тут мое слово было решающим. А потеря
Канады и владений на Карибах будет означать для англичан изгнание
из Западного полушария. А там глядишь и до Восточной Азии дойдет.
Но это было не всё, что я еще собирался сказать.
— Поражение и ослабление России будет на руку в первую очередь
Наполеону, пруссакам и австрийцам. Пруссаки, прут вперед, — я чуть
не сказал «как танки», вот был бы номер, — через несколько лет они
разберутся со своими вечными соперниками австрийцами, а я думаю в
исходе этого противостояния сомнений нет ни у кого, а затем
прусские орлы полетят над всей Германией. А они будут претендовать
на часть вашего пирога совершенно реально и сомневаюсь, что в этом
противостоянии у Великобритании будут шансы. И только Россия может
оказаться тормозом для этого будущего монстра.
На этом я решил действительно остановиться, налил себе немного
коньяка, медленно, смакуя что бы насладиться его ароматами, выпил и
закусил ломтиком лимона.
— Но как склонить к такому решению сэра Генри? — после
некоторого раздумья спросил Дизраэли, похоже мои аргументы
произвели на него огромное впечатление. Палмерстона сэром Генри он
раньше не называл. Неожиданно на этот вопрос ответил Мозес
Монтефиоре.