совещание.
Прения были не продолжительные. Остановились на том, чтобы
согласиться на предъявленные условия, кроме уступки Бессарабии и
отвергнуть статью австрийской ноты о праве союзников предъявлять
России другие требования, если этого потребует «интерес
Европы».
30-ого декабря в Вене русский посланник князь Горчаков сообщил
этот ответ графу Буолю. Но Министр-Президент Австрийской империи
отказался вести какой-либо дипломатический торг с Петербургом и
поставил срок получения окончательного ответа через шесть дней.
Я был в курсе всей этой дипломатической возни и спокойно
ждал намеченного мною момента для вступления в игру.Положение русского посланника в Вене было крайне тяжелым и
ответственным. С князем Горчаковым наше знакомство началось много
лет назад в Лондоне, аоказав в свое время экстренную,
но небольшую для меня, финансовую помощь русской миссии, моя
светлость пользовалась почти безграничным доверием русского
посланника.
Состояние финансов Австрийской империи мне было отлично
известно. Подготовка к будущей войне с Россией уже обошлась
австрийской казне более чем в полмиллиарда флоринов,
годовой военный бюджет был израсходован еще в апреле
1855-ого года и страна стояла на пороге банкротства. Правительство
было вынуждено выпустить дополнительные сто сорок миллионов
флоринов бумажных денег, а вот потом печатный станок «сломался» и
любые сверхплановые расходы можно будет финансировать только заняв
денюжку у сильных мира сего, к которым с некоторых пор принадлежал
и я. Это итак уже представляло колоссальную проблему, желающих
финансировать «товарищей» с Дуная практически не было. Их кредитный
рейтинг был очень низким.
После своего феерического финансового успеха во время
золотых лихорадок в России, на Аляске, в Калифорнии и Австралии я
стал главным деловым партнером баронаЛайонела Натана
де Ротшильда и поэтому горькую пилюлю австриякам приготовил
заранее.
Еще накануне начала Крымской войны я, помятуя свои предыдушие
попытки вмешательства в ход российской истории, решил готовить
запасной вариант на случай если войну мне не удастся
предотвратить.
С бароном я познакомился когда мы оба были молодыми и юными. А
вот плотные деловые отношения начались когда он был уже главою
еврейской общины Лондона и несколько лет назад вместе со своим
дядей сэром Мозесом Монтефиоре, сестра которого была родной матерью
барона, работал в пользу русских и польских евреев. Благодаря
барону Лайонелю у меня с его дядей установились очень близкие
дружеские отношения. Они, общаясь со мной, неоднократно высказывали
свое возмущение положением евреев в Российской империи и особенно
наличием пресловутой «черты оседлости».