На входе в трактир стоял плечистый вышибала. По виду и запаху –
потомственный тролль.
– Трубадур, да? – во рту у него была зажата зубочистка.
– Ага, – подтвердил я.
– Заходи с черного хода, – пренебрежительно бросил он.
Я обошел трактир и вошел внутрь.
Народу в трактире собралось будь здоров, при чем публика
разношерстная. Места получше занимали
– Трубадур! Где тебя черти носят?! – меня как щенка схватил за
шкварку раскрасневшийся мордастый толстяк, и выволок на середину
трактира, бросив на стул на помосте. – Давай уже начинай, а то
господа заждались! И смотри мне – будешь халявить, ни копейки не
заплачу – прошипел он, одарив меня тошнотворным запахом гнили из-за
рта.
От такого хамства, мне так хотелось треснуть мордастого по харе
и уйти, что прям руки зачесались. Но красномордый трактирщик уже
начал пафосно представлять меня публике.
– Дамы и Господа, сегодня перед вами выступит особый гость. Он
пожаловал из далеких земель всего на пару дней! Встречайте и
любите! Великий трубадур А-а-актавий!
Публика встретила меня восторженными аплодисментами.
Обводя глазами разношёрстных зрителей, я чувствовал, как горло
сжимает стальной обруч паники. Я вспотел, руки и ноги затряслись,
сердце молотилось в груди как бешенное. Я бы и дал деру, но был
просто не в состоянии пошевелиться.
В водовороте событий, где мне все время приходилось
балансировать на грани жизни и смерти, за всеми этими
треволнениями, я выпустил из виду одну свою маленькую, детскую
фобию – боязнь сцены.
А фобия у меня была хроническая и ничем не лечилась. Я даже,
когда к доске выходил, заикаться начинал. Когда же в седьмом классе
меня заставили прочитать стишок товарища Есенина на сцене, я просто
позорно оттуда сбежал под всеобщий хохот школоты.
А здесь не то, что утренник детский, а все по-серьёзке – народу
много. И все уставились на меня – ждут, когда я их развлекать
начну.
Пока ждут! Но ждать они будут недолго. Еще мгновение другое и
меня начнут обсмеивать и закидывать тухлыми помидорами.
Я мысленно обругивал себя. Что веду себя хуже бабы – там друг
страдает от переломов, а я не могу какую-нибудь сраную песню спеть
перед кучкой незнакомых мне людей. А я ведь и вправду не мог,
потому что не знал ни одной из здешних песен.
– Ну, давай, пой уже! – не выдержал какой-то рыжий подросток с
ломаным девчачьим голоском. В толпе одобрительно поддакнули.