Дядя Коля называл меня «Сашок-рыбачок», сидел со мной на завалинке, дымя в сторонку папиросу, показывал, как вязать узлы на крючке, расспрашивал о делах и учёбе. Вовка – его приёмный сын, лет шестнадцати, тоже возился со мной, учил кататься на велике и, по секрету, показывал штык и каску, которые его отец привёз с войны.
Завидев мою двоюродную сестрёнку Маринку, Данилыч улыбался в свои усы, говорил:
– Ну, здравствуй, Ягодка-Малинка! – лез в карман за сладким угощением, карамелькой «Лимончик» или «Барбариской», гладя сестру по голове. Маринка, смуглая от загара, улыбалась и хлопала ресницами, кружилась вокруг дяди Коли, как пчела у мёда. Девочки – они такие, сластёны.
Я часто заходил к Данилычу в дом, разговаривал с тётей Лизой, рано поседевшей, симпатичной учительницей. Мне казалось, что мир, покой и счастье живут в этом доме всегда! Весной дядя Коля накладывал мне в пластиковое ведро часть улова, зашедшего в сеть-мерёжку, чтобы я угостил своих. Летом срывал с верёвки просушенную солёную рыбу: окуньков, икряных плотвиц или жирных подлещиков. Заворачивая их в газету, приговаривал: «Это вашим мужчинам, к пиву»! Иногда в его мерёжки заходил сом, и мама, получив от дяди Коли через забор «передачку», жарила вкусные соминые котлеты.
Молочные лягушки
Дядя Коля обожал рыбалку. Он знал про неё всё. Мы рыбачили вместе на Дубне и вели неторопливые беседы. Дымя папиросой, отгоняя назойливых комаров, он рассказывал, а я слушал, поглядывая на яркий огонёк его папиросы.
– Сашок, вот ты каких лягушек для донки ловишь?
– Да вот по полю скачут, коричневенькие такие.
– Самые хорошие лягушки – зелёные. На них большая рыба клюёт. Вот видишь у ряски мордочку высунула?
– Вижу.
– А вот в Сибири таких лягушек называют «молоканками»! – дядя Коля выдохнул табачный дым и стряхнул пепел.
– Почему, дядя Коль?
– Они их едят!
Я засмеялся, не веря его рассказу. «Это ж надо, лягушек есть? Фу-у-у-у!», – с отвращением думал я.
– Правда-правда. Окунают в молоко и едят! – он ещё раз выпустил изо рта дым, – поэтому так и называют!
Сомы-гурманы
Днём, после обеда, когда городскому мальчишке в каникулы на даче делать было особенно нечего, я, наловив мух и слепней, выходил к реке половить уклейку. Рыба эта хитрая и требовалось какое-то время, чтобы приноровиться к её поклёвке. На «раскачку» уходило до половины наживки.