Гросс все это время спокойно смотрел на Дона. Ни один мускул не дрогнул на его лице за время этой тирады. Он стоял, засунул руки в карманы куртки.
– Мой ответ пока без изменений, – спокойно сказал он, – я думаю над этим, и как только приму решение – сразу сообщу. Разговор окончен
Он развернулся, удерживая тележку одной рукой, и направился к выходу. Тележка предательски заскулила колесом и начала вырываться в сторону.
– Иллюзия собственного выбора, Гросс! – кричал ему вслед толстяк, – это когда вы ищете себе оправдания. Решение уже принято, не так ли? Иначе вы бы даже не стали со мной говорить!
Тележка в руке Гросса неистово трепыхалась, когда Полковник убегал от пущенного ему в спину вопроса. Он со злостью оттолкнул ее, и она покатилась в сторону витрины с моющими средствами. Тележка врезалась в нее и с полок начали сыпаться банки и флаконы.
Проходя мимо касс, Гросс грубо оттолкнул людей, которые мешали проходу. Они завизжали, однако Гросс даже не обернулся.
Он вышел на улицу и, быстро шагая, сделал глубокий глоток свежего воздуха. Странно, никто не мешал ему сказать «нет», но еще никогда Гросс не чувствовал себя настолько зажатым в невидимой и крепкой западне.
Дана проснулась ночью от непонятного шороха. Еще не разлепив век, она молниеносно почувствовала – в комнате кто-то был.
Она юркнула под одеяло и замерла, вслушиваясь в темную тишину. Увиденное сегодня за окном, холодящий сознание город-призрак, рождал в ее голове, в сумраке хлынувшей ночи, множество паранормальных фантомов.
Дане мерещились мистические тени скользящие по, лишенным жизни, проспектам. Приходилось ли вам, кстати, задумываться о том, что мы живем на улицах, названных, нами же, в честь мертвецов? На улицах где живут и играют наши дети. И где же наше суеверие? Каждый город, как старый замок, комнаты которого дышат тлетворным дыханием тех, кого мы не отпускаем на заслуженный покой, в угоду своим обязательствам вечной памяти.
Дана сейчас осязаемо ощутила, что эти тени вошли в ее комнату. Что-то склизкое двигалось в темноте прямо к ней и дрожь пробежала по ее спине. Сдерживая себя от резких движений, она медленно стала поджимать, оголившиеся из-под одеяла, ноги. Тягучий шорох белья был нестерпим. Она замирала, вслушивалась, потом, еще медленнее, продолжала снова. Дышать было тяжело, лицо покрылось испариной. Она осторожно проложила небольшой туннель, рукой, в складках одеяла и, через него, вдохнула спасительный свежий воздух, выдохнула под одеяло, и снова вдохнула через узкое пространство. Неожиданно, она увидела мрачный силуэт в черном туннеле. Чуть не вскрикнула, сжавшись в комок, задрожала, перестав дышать, и сомкнула образовавшуюся пуповину. Невыносимо дышать одним воздухом со своим страхом.