Глубокая ночь. Еще не скоро утро завладеет древними землями родового графского замка. Ночное светило немигающим глазом пристально всматривалось в лицо своей дочери Земли, опутывая невидимыми нитями её тело. Так ревнивая мать не желает отпускать из под контроля уже взрослую дочь.
В старой часовне тихо блуждали лунные блики, окрашивая её стены в иссиня-белый цвет. Последняя ступенька, и Микаэль выйдет на самый верхний этаж часовни, где должен простоять на дозоре до рассвета, охраняя покой графства. Третий раз выходил он в ночь. Микаэлю нравилось дежурить в часовне, смотреть на звёзды, думать в одиночестве. В эти мгновения в его груди томилось необычное чувство сопричастности к окружающему миру. Микаэль подошел к карнизу. Взгляд его скользнул по прекрасному саду внизу, поднялся к звездам, и он вспомнил…
Микаэль вспомнил…
В народе давно ходили слухи, что здесь, в часовне графского замка, творились загадочные события: звучала музыка, донослись тихие звуки. Однажды проезжающий ночью мимо часовни крестьянин заметил в окнах слабый мерцающий свет и мелькнувшую тень. Говорили, что это душа Лауры бродит по замку, напоминая людям о несправедливой участи своей. Много лет назад в этой части замка жила дочь графа. Лаура обладала не только редкой красотой, добродетелью, но и способностью врачевать. Свой дар она отдавала нищим и убогим. Каждое утро девушка с рассветом покидала замок отца, чтобы облегчить тяжелую жизнь нищих. На площадях и в кварталах – местах скопления грязи и распущенных нравов мелькала её тоненькая фигурка. Сияющий облик милой Лауры смягчал грубые лица жителей улиц.
Граф не препятствовал занятию дочери, помня о том, что Господь призывал быть милосердными. Отцовское сердце не смогло почувствовать приближения беды. Лаура была еще очень юной, когда по обвинению в колдовстве Епископство приговорило её к сожжению на костре.
Рассказывали, что сотни нищих и убогих, обласканных добрым сердцем девушки, сошлись на площади проститься со своей заступницей. Войско плотным кольцом окружило эшафот, чтобы оборванцы, плачущие в скорби, не смогли напором снести место казни. Центральная площадь с высоты птичьего полета была похожа на бушующее море. Плач, стоны, причитания, мольба к Господу, казалось, могли растопить лёд, но не сердца палачей.