Канера, неистощимый выдумщик, подхватывающий любую инициативу, умел талантливо развить ее в процессе исполнения. Сидел однажды за столом, задумавшись, и грыз красный карандаш. Потом кому-то пришло в голову инсценировать перед девчатами (все делалось ради них) кровавую драму. Быстро придумали повод и устроили погоню за Канерой. Набрав в рот воды он забежал на половину девочек мыча и от страха закрывая голову руками (чтоб разжеванного карандаша не видно было). За ним ворвался я в страшном гневе и с ножом в руках. Зная мой необузданный характер, все с визгом разбежались по углам. Крича, что я больше его болтовни терпеть не буду, я налетел на него и отрезал ему язык. Кровь потоком хлынула из его рта! Шутка удалась – в обморок упало сразу несколько свидетельниц.
А то взяли с ним и вырезали в перегородке между комнатами окно для тайных дел. Завесили с обеих сторон стенгазетами, в нужный момент снимали стенгазеты и использовали этот проем по ситуации. Однажды нам понадобилось через это окно обливать друг друга водой. Все бы ничего, но нас застукала его мама, приехавшая навестить сыночка. Сыночку досталось.
Ученицами озорство (или хулиганство) не ограничивалось. У нас постоянное дежурство несли воспитательницы – наши же учителя в свободное от учебы время. Были разные и любимые и не очень. Любимым приходилось труднее – мы боролись за их внимание и пускали в ход все свои таланты и фантазию. Направление все это имело, известно какое. Кроме Гоголя мы начитались Купера, Лондона и им подобных. Как-то должна была с обеда прийти очередная наставница, и мы приготовили ей замечательную встречу. В это время я с ней был в ссоре и ходил сам не свой. Все это видели, и она пыталась помириться, но это был редкий случай, когда я прав, поэтому предпочитал страдать и не шел на сближение, даже грозил наложить на себя руки. Потом мне это надоело, но просто подойти и извиниться казалось банальным, поэтому избрал очень оригинальный и запоминающийся способ. Отопление было печное, труба закрывалась чугунной заслонкой. Сделали петлю, пропустили ее мне под мышки, надели сверху пальто и подвесили меня на эту задвижку. Я высунул накрашенный досиня химическим карандашом язык и замер. Естественно, от такой картины учительница грохнулась на пороге. Все, в страхе от содеянного, разбежались. Я же, кляня себя за глупую выходку, вырвал заслонку с корнем и кинулся ей помогать. Когда, очнувшись, она увидела меня с петлей на шее, то снова потеряла сознание.