Корби не ответил. Он опять был идиотом. С полминуты они молча смотрели на оружие. Потом Ник встал, взял кухонную тряпку и тщательно вытер со «стечкина» отпечатки своих пальцев. Потом достал и протер обойму.
– Ты параноик, – заметил Корби.
Ник, вытирающий пистолет тряпочкой, выглядел сурово. Он закончил и положил пушку на стол перед Корби.
– Что ты собираешься с ним делать? – спросил он. – Я уже сказал, хранить здесь его нельзя.
– Окей, – решил Корби. – До вечера он полежит у меня в рюкзаке, а после встречи с Андреем мы его куда-нибудь денем. Хоть закопаем.
– Хорошо, – согласился Ник. – У меня есть эмалированная жестяная коробка. Отец даст масляную тряпку.
Корби кивнул. От мысли о спрятанном в землю смертоносном оружии у него по спине пробежали мурашки. Они уже не дети, и их игра уже не совсем игра. Они поступят с пистолетом так же, как поступила бы настоящая банда гангстеров.
– Твой звонок меня разбудил, – сказал Ник.
– Извини, – попросил Корби.
– Ничего, – ответил друг. – Просто, если не возражаешь, я еще посплю. Могу сделать тебе пару бутербродов.
– Нет, – отказался Корби. – Меня мутит со вчерашнего. Я тоже посплю.
– Балкон твой, – любезно предложил Ник.
Корби благодарно кивнул. Ник принес ему чистую простыню.
– Пока папа не сказал «нет», чувствуй себя как дома, – напутствовал он.
Корби выпил еще чашку воды, убрал со стола краденое и лег спать. Когда он остался в одиночестве, обиды и глупости этого утра вдруг разом вернулись к нему. Он устало потер лицо руками. Его охватило чувство, будто сейчас не день, а поздний вечер, не лето, а поздняя осень.
Уснул он, тем не менее, быстро – сказывалась усталость. Во сне на него обрушилась мешанина странных, тревожных образов. Он снова был на концерте «Зеленых Созданий», но потом почему-то оказался на сцене – огромной, вмещавшей тысячу музыкантов. Потерянный, он стоял между ними, живыми и мертвыми, пытаясь отыскать взглядом своих друзей, но не мог найти никого. Вдруг все разом запели, заиграли. Тысячи инструментов и голосов, огромный, невозможный ряд оттенков звука – все сложилось в песню, в один колоссальный, непередаваемый по своей силе призыв. Он взорвал что-то в душе Корби, так, что стало больно. Постепенно он различил слова.
– Андрей Токомин, – звали они все множеством голосов. – Андрей Токомин. Андрей…