– Есть в лазарет, – долговец встал и с видимым облегчением вышел.
– Присаживай, давай прикинем, – указал на освободившийся стул полковник.
Адъютант присел, по-прежнему удерживая осанку.
– Так значит, там на Пепелище есть вход в некое сооружение. Пепелище занял противник, в кратчайшие сроки окопался как крот, сделал заградительную минную полосу, обложился снайперами, а мы и знать не знаем, что они там задумали? – неодобрительно спросил полковник адъютанта.
– Похоже на то, товарищ полковник.
– Эх, авиацию бы сюда. Вмиг бы расшвыряли этих обезьян. Так кто там пропал, чин, звание, должность?
– Некий Гудин Трофим Аристархович, заместитель заведующего лабораторией номер шесть, – отчеканил Тара.
– Заместитель заведующего… Заместитель не потянет. Из-за него вертолет не поднимут, если бы заведующий, то может быть, – раздумывал Рожок. – Потом, кто за ним под землю полезет? Вояки? Хрена с два, у них своя песня. Нет, авиацию не дадут, – отрицательно мотнул головой полковник. – Ребят наших мы этим обезьянам не простим. Значит так, Тара, узнавай мне все, что касается этого пункта. Кто, где, когда, зачем. Мы теперь это дело принципиально оставить не можем, у нас тут противник под боком гнездо вьет, а мы его башку открутить не можем? Не порядок. Задание ясно?
– Есть найти информацию, – подскочил Тара. – Разрешите идти?
Полковник махнул рукой, засовывая сигарету в рот. Адъютант, развернувшись кругом, вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.
– Ну ничего, Гипс, отольются мышке кошкины слезы, – прикуривая сигарету, по привычке закрывая спичку сложенными лодочкой ладонями, проговорил Рожок, – ох отольются…
***
Обожженный кислотами и радиацией, но живой и не сдающийся Рыжий лес молчаливо склонял тяжелые ветви изменившихся кленов почти до самой земли, образуя купола, в которых находили себе убежище от дождя снорки, слепые псы, псевдособаки и многие другие обитатели Зоны. В тех местах, где ветви касались земли, рано или поздно появлялся корень, укрепляя ветвь в ее положении, давая рост новому деревцу, уже имевшему характерный красно-рыжий оттенок. Это дерево приспособилось и даже нашло чем завлечь в свои объятья тех, кто будет охранять его от свирепых мутировавших древоточцев и мелких крыс. Сосны и ели также нашли себе способ защиты, приютив на своих ветвях длинные мочала жгучего пуха, моментально съедающего в своих объятьях любую живность. Странная паутина поросла между деревьями, закрыв собой кабаньи тропы. Кабаны же при всем их весе и ярости не осмеливались подходить к ней близко, предпочитая пробивать новые тропы пусть даже через шиповник, с невероятно прочными, практически стальными иглами, чем рвать паутину, которая оставалась на холке мутанта, прорастая внутрь и через неделю опутывая его смертельным сплошным серебристым коконом. Тополя обзавелись мощной токсичной корой, пробовать на вкус которую можно было только один раз, а их пух прорастал даже в старых ранах, если они успевали затянуться с этим семенем. Вообще, все, что было в живых в Зоне, научилось сражаться за свою жизнь, быстро и причудливо меняя облик. Если бы не кабаны, псевдогиганты, грызуны и другие всеядные, питающиеся семенами и молодыми побегами Рыжего леса, то, вероятно, вся Зона была бы покорена этим медленным и неприхотливым зверем.