— Глория!
Я кинулась к дочери и, упав рядом на колени, принялась водить
ладонями по маленькому телу: вливала силы и одновременно отыскивала
раны. Жива. Сердце бьется. На шее самая большая рана, оставленная
клыками. Потеряла много крови. Сломанная нога — пустяки.
— Ничего, ничего, — бормотала я. — Ничего. Держись, моя
Репка.
Голова отчаянно кружилась: я потратила почти всю магию.
Как же нужен сейчас Ланс! Но он на собрании совета и едва ли в
курсе произошедшего… Я вот-вот потеряю сознание, и кто тогда
поможет Лори?
— Слово предоставляется мэтру Ланселоту Даттону, — объявил
лорд-канцлер.
Ланс занял место за трибуной. Ему не нужно было оглядываться,
чтобы увидеть неодобрение во взгляде отца.
«Когда ты, наконец, повзрослеешь!»
Он распрямил плечи, вдохнул.
— Господин Лорд-канцлер, господа Совет…
«Никогда, — в который раз подумал он. — Если повзрослеть
означает сдаться, то никогда».
— Сегодня нам предстоит принять решение, чрезвычайно важное для
простых жителей нашей страны. Это решение, если оно будет принято,
поможет им справиться с тяжелейшими бедами, которые нам с вами даже
представить трудно, — всю правду о них знают лишь те, кто пережил
их сам.
Ланс репетировал эту речь не раз и не два, голос лился ровно и
звучно, а что сидящие в зале, казалось, слились в одного
многоголового слушателя — так это пройдет. Лет двадцать
политической карьеры, и он перестанет волноваться, выступая перед
Советом.
— Каждый год в нашей стране две тысячи разумных погибают на
производстве, а еще сто пятьдесят тысяч — получают травмы различной
степени тяжести. Масштабы трагедии поистине ужасают: ни одно даже
самое кровопролитное сражение за всю историю разумных рас не
становилось причиной такого колоссального количества жертв.
«Невозможно в одиночку перевернуть мир!» — раз за разом твердил
лорд-канцлер. «Но можно сделать его хоть немного лучше», —
неизменно отвечал Ланс.
— При этом я вовсе не берусь утверждать, будто все работодатели
— злодеи и никто из них никогда не проявлял участия и доброты по
отношению к своим работникам, однако предлагаемая нами мера
призвана придать зыбучим пескам добровольной благотворительности
гранитную твердость закона…
Лорд-канцлер постучал молотком.
— Прошу прощения, мэтр Даттон, я вынужден вас прервать.
Зал загудел — это было неслыханным нарушением всех традиций.