Да, орки мы! - страница 18

Шрифт
Интервал


Удачный хук прошёл мимо его защиты, мой кулак воткнулся точно в то место, где челюсть соединяется с черепом, и Баздук наконец пошатнулся. Вождь остановился, смешно лупая глазами и глядя на меня. А потом он прорычал что-то и свет для меня вдруг погас.

Пробуждение в чуме снова вышло мучительным и неприятным, но я был всё ещё жив, а значит, Баздук меня почему-то не убил. Хотя ощущения были такие, будто он очень старался. Я силился понять, что это вообще было. Сам вождь никак не мог вырубить меня настолько быстро, чтоб я даже не заметил, значит, кто-то просто ударил меня по голове сзади. Вот ведь...

Ладно, сам подставился. Забыл, что это не ринг, где просто быть не может никого постороннего, а тут, получается, кто-то из болельщиков взял и огрел меня по кумполу. Надо прекращать подставлять голову, так никаких мозгов не хватит. Будет мне урок. Я потрогал затылок, поросший жёсткой чёрной щетиной, нащупал там огромную шишку. Баздук, конечно, та ещё мразь, но эти его прихвостни ещё хуже. Я и не сомневался, что это кто-то из них, иначе и быть не могло. Другие орки Баздука не слишком-то любили.

Вождь правил здесь по праву сильного, так что мог запросто потерять свою власть, если бы я довёл дело до конца. Вообще, это странно, что меня вырубил кто-то ещё, обычно в такие ритуальные поединки не принято вмешиваться. Ладно, спишем это на орочье коварство. Которое, между прочим, открывало мне ещё несколько путей решения проблемы, ведь если здесь можно драться подобными методами, то этим грех не воспользоваться. С волками жить — по волчьи выть.

Но для начала нужно хотя бы встать. Это оказалось труднее, чем я ожидал, меня снова мутило. Сотрясение это не шутки, даже для маленького орочьего мозга. И мне бы отлежаться пару недель, восстановиться, но столько времени у меня не было. Возможно, у меня вообще этого самого времени не было.

Кряхтя и опираясь на что только можно, я поднялся со своих вонючих шкур, заглянул в глиняные черепки и примитивные крынки в поисках воды или пищи. На этот раз Дургуз мне ничего не оставил. Нехорошо. На меня снова накатила депрессия, гнетущие мысли давили паровым катком. Зачем это всё? Хотелось лечь и не трепыхаться, и будь что будет, ведь я здесь чужой и всегда буду чужим, а существовать в теле зеленокожего чудовища это само по себе — настоящий ад. Мне ведь даже к людям не вернуться, для них я всё равно буду орком, даже если буду самым галантным и благородным, даже если буду святее Папы Римского, судить меня будут всё равно по обложке, ну а там я — самое настоящее чудовище. И поцелуй красавицы этого не изменит.