— Напомните, кто преподавал вам
политологию?
— Карл Маркс, — ответил я и
усмехнулся. — Шутка. Слушайте, уже вечереет, а мне надо привести
себя в порядок.
— Как прикажете, — Борелли
направилась к двери. — Я передам горничным.
Полчаса спустя пришли три красавицы в
черных платьях, белых передниках и кружевных косынках и сопроводили
меня в комнату, которая отличалась от шикарно обставленной спальни
лишь одной деталью — вместительной бронзовой ванной.
Там уже исходила паром пенная вода —
служанки выстроились у кровати и начали аккуратно снимать с себя
одежду — платья, исподнее, белье. Вскоре на них остались только
платки, и не успел я восхититься ладными фигурками и красивыми
формами, как в глаза бросились свежие шрамы на бедрах, спинах и
ягодицах, оставленные то ли плетью, то ли небольшим кнутом.
Я едва не спросил: «кто это вас?», но
быстро понял, что виновником, скорее всего, был сам — точнее тот,
чью тушку занял. Ничего удивительного, что у королевского отпрыска
имелся своеобразный гарем для самых разных утех. Нежных и ласковых
с равными по статусу, и звериными с теми, кого в здешних пенатах и
за людей, похоже, не считают.
И судя по чрезмерно кроткому и
пугливому поведению барышень, я не ошибся. Анри Анхальт слыл той
еще мразью и садистом, но идти его путем я не собирался.
— Помочь вам раздеться? — смиренно
спросила высокая пышногрудая блондинка.
— Я и сам могу. Сегодня тяжелый день,
да еще и траур по отцу, так что можете быть свободны. И вот еще
что, — я пошарил в кармане и нашел пригоршню серебряных рублей.
Бросил их на кровать и продолжил: — Это вам на поминки. Поделите
поровну и ни в чем себе не отказывайте. Я не хочу, чтобы Альберт
гневался на том свете из-за вашей скупости. Все, выметайтесь.
Горничные в спешке оделись и ушли.
Мне же предстояло облачиться в роскошный белый костюм с золотыми
эполетами, который висел на манекене в углу. Пожалуй, тут бы помощь
пригодилась, но одежда выглядела более-менее современной —
как-нибудь справлюсь.
Я сбросил потные пыльные тряпки и
подошел к краю ванны. Занес уже ногу, но затем отступил на шаг и
внимательно уставился на затянутую мылом гладь. Пена подозрительно
колыхалась, словно скрывала под собой неведомую тварь. Хотя тварь —
это вряд ли. Можно, конечно, запустить в воду ядовитую змею, но она
слишком рано себя выдаст. Например, если ее побеспокоить.