– Надо ведь еще предупредить госпожу де Бельер, – сказал Пелиссон.
– Не беспокойтесь. Я беру это на себя.
– Отлично.
– Идите, мой друг.
Пелиссон ушел, не очень хорошо понимая, в чем дело, но доверяя, как настоящий преданный друг, воле, которой он подчинялся. В этом сила избранных душ. Подозрительность – признак низменной души.
Ванель склонился перед суперинтендантом. Он собрался было начать длинную речь.
– Садитесь, сударь, – вежливо сказал ему Фуке. – Кажется, вы хотите купить мою должность?
– Монсеньер…
– Сколько вы можете заплатить мне за нее?
– Вы сами, монсеньер, должны назначить цену. Я знаю, что вам уже делали некоторые предложения.
– Мне говорили, что госпожа Ванель оценивает мою должность в миллион четыреста тысяч?
– Это все, что у нас есть.
– Вы можете выплатить эти деньги сразу?
– У меня их нет с собой, – сказал наивно Ванель, приготовившийся к борьбе, к хитростям, к шахматным комбинациям и озадаченный такой простотой и величием.
– Когда они будут у вас?
– Когда вам будет угодно, монсеньер.
Он боялся, что Фуке издевается над ним.
– Если б вам не приходилось возвращаться для этого в Париж, я бы сказал – сейчас же…
– О, монсеньер!..
– Но, – перебил суперинтендант, – отложим выплату и подписание договора на завтра.
– Хорошо, – отвечал оглушенный и похолодевший от удивления Ванель.
– На шесть часов утра, – добавил Фуке.
– Шесть часов, – повторил Ванель.
– Прощайте, господин Ванель. Поцелуйте от меня ручки госпоже Ванель.
И Фуке встал.
Тогда Ванель, побагровевший и начинавший терять голову, сказал:
– Монсеньер, вы даете мне честное слово?
Фуке повернул голову и сказал:
– Черт возьми! А вы?
Ванель смешался, вздрогнул и кончил тем, что робко протянул руку.
Фуке открыто и благородно протянул свою.
И честная рука на секунду коснулась влажной руки лицемера. Ванель сжал пальцы Фуке, чтобы убедиться в том, что это не сон.
Суперинтендант тихонько освободил свою руку и сказал:
– Прощайте!
Ванель попятился к двери, бросился через приемные комнаты и исчез.