Сказав это, Филипп, несмотря на инстинктивное отвращение, несмотря на дрожь и ужас, сковывавшие его тело и волю, заставил себя лечь на еще теплую постель Людовика XIV и прижать ко лбу его еще влажный платок.
Он откинулся на мягкую подушку и увидел над головой корону Франции, которую, как мы упоминали, поддерживал золотокрылый ангел.
Пусть читатели попробуют представить себе этого царственного самозванца с темным взором и лихорадочно трепещущим сердцем. Он был похож на тигра, проблуждавшего всю грозовую ночь и нашедшего в тростнике покинутое львиное логово.
Можно испытывать гордость от того, что спишь в львином логове, но будет ли этот сон спокойным?
Филипп прислушивался к малейшим звукам, его сердце вздрагивало от предчувствия всевозможных ужасов, но, веря в свои силы, удвоенные последним решением, он ждал, что какое-нибудь внезапно явившееся обстоятельство позволит ему узнать себе цену. Он надеялся, что какая-нибудь опасность вспыхнет перед его глазами, как фосфорический свет во время бури, что указывает мореплавателям высоту волн.
Но все было спокойно. Тишина, смертельный враг честолюбцев, окутывала своим густым покровом будущего короля Франции.
Лишь под утро человек или, вернее, тень проскользнула в королевскую спальню. Филипп ждал этого человека и не удивился его приходу.
– Ну, господин д’Эрбле? – спросил он.
– Ваше величество, все кончено.
– Как?
– Было все, чего мы ожидали.
– Сопротивление?
– Бешеное: стоны, крики.
– Потом?
– Потом оцепенение.
– И наконец?..
– Полная победа и абсолютное молчание.
– Комендант Бастилии подозревает?..
– Ничего.
– Из-за сходства?
– Это причина успеха.
– Но узник, несомненно, попытается объяснить, кто он, вы подумали об этом? Ведь это мог бы сделать я, но мне пришлось бы преодолевать могущество, несравненно более сильное, чем мое нынешнее.
– Я позаботился обо всем. Через несколько дней, может быть, и скорее, если понадобится, мы извлечем нашего пленника из тюрьмы и отправим его в такое далекое изгнание…
– Из изгнания возвращаются, господин д'Эрбле.
– Я сказал, в такое далекое, что всех человеческих сил и всей жизни будет мало, чтобы вернуться.
Глаза молодого короля и глаза Арамиса встретились. В них было холодное выражение взаимного понимания.
– А господин дю Валлон? – спросил Филипп, меняя тему разговора.