– Это не была страсть, я знаю, но она вас любила, и вам надо было жениться на ней до отъезда в Лондон.
Рауль мрачно захохотал, и Монтале вздрогнула.
– Вам хорошо так говорить, сударыня… Разве мы женимся на той, кто нам по сердцу? Вы, видимо, забываете, что в то время король уже берег для себя свою любовницу, о которой мы говорим.
– Должна вам сказать, – продолжала молодая женщина, сжимая холодные руки Рауля, – вы поступили крайне опрометчиво, сами виноваты: мужчина вашего возраста не должен оставлять одну женщину ее возраста.
– Значит, верности в мире больше не существует, – сказал Рауль.
– Нет, виконт, – спокойно ответила Монтале. – Однако замечу, что если бы вместо того, чтобы холодно и философски любить Луизу, вы разбудили бы ее сердце…
– Довольно, прошу вас, сударыня! Я чувствую, что вы все принадлежите к совсем другому веку, чем я. Вы умеете смеяться и мило издеваться. А я любил мадемуазель де… – Рауль не мог договорить имя. – Я любил ее, я верил ей, а теперь я расплачиваюсь за свою веру тем, что больше ее не люблю.
– О, виконт! – воскликнула Монтале, подавая ему зеркало.
– Понимаю, что вы хотите сказать, сударыня. Я очень изменился, не правда ли? Знаете почему? Мое лицо – зеркало моей души, и внутри я изменился так же, как снаружи.
– Вы утешились? – насмешливо спросила Монтале.
– Нет, я никогда не утешусь.
– Вас не поймут, господин де Бражелон.
– Меня это меньше всего беспокоит. Сам себя я слишком хорошо понимаю.
– Вы даже не пытались поговорить с Луизой?
– Я? – вскричал молодой человек, сверкая глазами. – Я? Право, а почему вы мне не советуете на ней жениться? Может быть, король теперь и согласился бы на это!
И в гневе он встал.
– Я вижу, – сказала Монтале, – что вы не излечились и что у Луизы есть еще один враг.
– Враг?
– Фавориток не очень-то жалуют при французском дворе.
– Разве мало ей защиты ее возлюбленного? Она выбрала возлюбленного такого сана, что никаким врагам его не осилить. И потом, – добавил он после паузы с некоторой иронией, – у нее есть такая подруга, как вы.
– Я? О нет: я уже не принадлежу к тем, кого мадемуазель де Лавальер удостаивает взглядом, но…
В этом «но» было полно угроз, от этого «но» забилось сердце Рауля, так как оно предвещало горе той, которую он так любил; на этом многозначительном «но» разговор был прерван довольно сильным шумом в алькове за деревянной панелью.