– Государь, государь! – воскликнула Маргарита, вскакивая с кресла и складывая руки. – Будьте выше всех этих клеветников и сплетников Франции!
– Друг мой, в Наварре люди так же не снисходительны, как и во Франции. Кажется, вы сами сию минуту… были очень суровы в отношении бедной Фоссез.
– Я – сурова?!
– Вы забыли! Здесь, однако, мы должны быть снисходительны, сударыня. Мы ведем такую сладкую жизнь: вы – на своих балах, я – на любимой охоте.
– Да, да, государь, вы правы – будем снисходительны!
– О, я был уверен в вашей доброте, друг мой!
– Вы хорошо знаете меня, государь.
– Да. Итак, вы навестите Фоссез?
– Да, государь.
– Отделите ее от прочих фрейлин?
– Да.
– И никаких сиделок? Врачи скромны по своему положению, сиделки болтливы по привычке и по природе.
– Это правда, государь.
– И если, по несчастью, слухи справедливы и бедная девушка была действительно слаба и пала… – Генрих поднял глаза к небу, – что очень возможно: женщина слаба, говорит Писание…
– Что ж, государь, я женщина и умею быть снисходительной к другим женщинам.
– Ах, вы умеете все, мой друг, – вы поистине образец совершенства и…
– И?..
– Позвольте поцеловать ваши руки.
– Но знайте, государь, что я приношу эту жертву только из любви к вам.
– О, я знаю вас хорошо, и мой брат Генрих Третий, который наговорил вам так много лестного в своем письме, прибавляет: «Fiat sanum exemplum statim, atque res certior eveniet»[4]. Это, без сомнения, тот пример, который вы подаете теперь. – И Генрих поцеловал ледяную руку жены. Потом, остановясь на пороге, прибавил: – Обласкайте за меня Фоссез и займитесь тем, что вы обещали. Может быть, я не успею увидеться с вами до возвращения с охоты. Может быть, даже никогда… Эти волки – самые злые животные. Дайте я вас поцелую, друг мой. – Он поцеловал Маргариту почти с нежностью и вышел, оставив ее в изумлении от всего услышанного.
Король нашел Шико в своем кабинете, еще взволнованного объяснением между мужем и женой.
– Ну, Шико? – произнес Генрих.
– Что вам угодно, государь?
– Знаешь, что утверждает королева?
– Нет.
– Она утверждает, что твоя проклятая латынь может расстроить наше семейное счастье.
– О государь, – вскричал Шико, – ради бога, забудьте эту латынь, и кончено!
– Я больше и не думаю об этом, черт возьми!
– В добрый час!