– Это письмо вероломного человека, государь.
– О!..
– Да, оно содержит клевету, способную поссорить не только мужа с женой, но друга со всеми его друзьями.
– О! О!.. – Генрих выпрямился и изобразил на своем обыкновенно ясном, открытом лице выражение недоверчивости. – Поссорить мужа с женой? Не меня ли с вами?
– Вас со мною, государь!
– Каким образом, друг мой?
Шико был как на иголках – он дорого бы дал, хотя ему очень хотелось есть, чтобы уйти и лечь спать, пусть без ужина. «Буря разражается!» – шептал он про себя.
– Государь, – королева сохраняла спокойствие, – я очень жалею, что вы забыли латынь. Однако вы учились, кажется, этому языку.
– Из всей латыни я помню только эту фразу: «Deus et virtus aeterna»[2] – странное сочетание мужского, женского и среднего родов, чего мой учитель не мог никак объяснить без помощи греческого языка, а я его понимаю еще меньше, чем латинский.
– Государь, если вы поймете, то увидите, что письмо наполнено всевозможными комплиментами, относящимися ко мне.
– Очень хорошо, – одобрил король.
– Optime[3],– добавил Шико.
– Но отчего же эти любезности могут поссорить меня с вами? Если в письме комплименты, то я одного мнения с братом Генрихом. Если же в этом письме говорится о вас дурно – тогда другое дело, и я понимаю политику моего брата.
– А если говорится обо мне дурно, то вы понимаете политику Генриха?
– Да, политику Генриха Валуа. Он имеет побудительные причины ссорить меня с вами.
– Все эти комплименты, государь, не что иное, как вкрадчивое вступление к клевете на ваших и моих друзей.
После этих смело произнесенных слов Маргарита готовилась выслушать возражение.
Шико совсем повесил нос. Генрих только плечами пожал.
– Подумайте хорошенько, так ли вы перевели и есть ли подобное намерение в письме вашего брата?
Как ни кротко прозвучали эти слова, Маргарита посмотрела на мужа недоверчиво.
– Выслушайте до конца, государь.
– Бог свидетель, я только этого и хочу.
– Посмотрим. Имеете вы надобность в слугах или нет?
– Имею ли я в них надобность, друг мой? Хороший вопрос! Что бы я стал без них делать?
– Так вот, король хочет разлучить вас с лучшими из ваших подданных.
– Не верится мне что-то…
– Браво, государь! – прошептал Шико.
– Э, конечно! – отвечал Генрих с тем изумительным простодушием, ему одному свойственным, перед которым до конца его жизни никто не мог устоять. – Те, кто у меня служит, привязаны ко мне не из выгоды, а по расположению. Мне нечего дать им.