— Прости, что прервал твою тренировку. Хорошего дня, мам! —
пошёл он к выходу.
И о том, что сегодня могла быть годовщина его свадьбы, не стал
даже напоминать: Ирине Владимировне так не нравилась его девушка,
что, казалось, она была даже рада, что та погибла — такую
чёрствость и душевную пустоту она демонстрировала.
Преодолев всё ту же полосу препятствий, Мирослав уже дошёл до
двери, когда мать его окликнула.
— Ты не забыл про воскресенье?
— А в воскресенье у тебя что? — обернулся Мирослав. Нет, он не
забыл про её день рождения, как не забыл про зерновой хлеб и помнил
все те вещи, что ей важны. И всё же спросил: — Пилатес, йога или
массаж? Конечно, я постараюсь прийти как раз в разгар сеанса, чтобы
прочувствовать, как многим ты жертвуешь, когда прерываешь свои
занятия ради завтрака со мной.
— В воскресенье у меня день рождения, сынок.
— Правда? — усмехнулся он. — Ты же сказала, что не будешь
праздновать.
— Я передумала. И не вздумай не прийти, — по привычке пропустив
мимо ушей всё остальное, как не имеющее значения, предупредила она.
— Я кое-кого пригласила, — глаза у неё загорелись.
— О нет, — выдохнул Мир.
«Кое-кого» значило очередную девицу, предупреждённую об аварии и
его разбитом сердце, но призванную скрасить его одиночество, а если
повезёт, то и залечить душевные раны. Ни больше, ни меньше. Его
мать умудрилась обесценить даже его страдания, не говоря уже о
пережитой трагедии, превратив в дешёвый фарс, устраивая, конечно,
из лучших побуждений, это мерзкое сводничество.
— Да, — ответила она не терпящим возражения тоном. — Отец,
скорее всего, будет с новой подружкой. Не смей бросить меня
одну.
— Значит, это из-за неё ты так напрягаешься? — кивнул Мирослав
на тренажёр. — Так, может, мне привести друга? Сорок для тебя не
слишком старый? Высокий, красивый, породистый. Армянин.
— Мир! — с гневом выдохнула она.
— Ну не всё же тебе быть для меня свахой. Могу и я тебе помочь
устроить личную жизнь. Или утереть нос отцу. Как повезёт, —
улыбнулся он мягко, миролюбиво.
— С этим я справлюсь как-нибудь без тебя, — скривилась она
высокомерно.
— М-м-м, я чего-то не знаю? — многозначительно приподнял бровь
Мирослав.
— Какой же ты стал злой, сынок, — покачала головой Ирина
Владимировна. — Несправедливый. Неблагодарный. Эгоистичный.
— Я стал? — покачал головой Мир.