В общем, как бы то ни было, но возвращения домой я ждала с огромным нетерпением. Обратно мы добирались не с шикарным самолетом, который вез правительственную комиссию, а своим ходом. Сначала с оказией до Минеральных Вод, а там уже обычным рейсовым самолетом в Москву. Это устраивало меня, потому что на внуковской стоянке томилась моя машинка. Ваське же было все равно. Еще из Минеральных Вод мы позвонили в диспетчерскую телекомпании, и служебный минивен должен был ждать его и технику почти у трапа.
Самолет приземлился в Москве глубокой ночью, и мы разошлись, договорившись созвониться, как проснемся. Василий, подгоняемый как всегда злющим и заспанным шофером, укатил в контору, чтобы сдать вверенную ему на время командировки дорогостоящую аппаратуру, а я, зевая, поплелась к моей практически в одиночестве поджидавшей меня автомобилине. Через пятнадцать минут безуспешных потуг я с прискорбием должна была признать, что это не моя машина, а лишь ее хладный труп.
Сначала было подумала, что вернулись старые времена и из беспризорной машины тупо слили весь бензин. Но, во-первых, что-то в баке все-таки имелось, а во-вторых, как раз беспризорными оставленные владельцами авто тут как раз совсем не были: периметр был утыкан камерами. Но толку от них, если пациент однозначно мертв и никак не жив?
Убедившись в этом, я злобно попинала своей дохлый автотранспорт ногами, а потом, с отвращением обнаружив, что у меня еще и мобильник сдох, начала размышлять, как жить дальше. Можно было бы сходить до будки, которая виднелась в отдалении и в которой были люди и, главное, розетка с электричеством. Но в будке было темно, да и вообще все вокруг мне показалось каким-то стремным. Потом-то я себе говорила, что это мне моя интуиция в маковку стучала, но в тот момент я просто забралась в нутро своей машинерии, заперлась на все замки, а еще через полчаса начала дремать в ожидании утра и возможной помощи.
Однако заснуть мне не дали. Я вскинула голову оттого, что кто-то настойчиво постучал в стекло прямо возле моего уха. Это был какой-то незнакомый тип и, опасаясь неприятностей, я лишь проорала, чтобы он шел своей дорогой и оставил меня в покое. Но он настаивал, и я решилась приоткрыть окно, тем более что впечатление он производил вполне благопристойное — солидный, в добротном пальто и темной кепке, плотно сидевшей на его почти круглой голове. Больше ничего разглядеть не удавалось — светать еще только начинало, да и далекие фонари светили ему со спины.