/27 марта 2027 года,
сатрапия Сузиана, г. Душанбе/
— Ну, знаешь ли... — поставил я перед Кариной фиал с зельем. —
Пришлось заморочиться, но вот тебе «Тёмное спасение».
— Настоящее?! — выпучила свои слепые глаза в изумлении бывшая
староста шестьсот пятой группы.
— Настоящее, — заверил я её. — Ты согласна на наш договор?
Договор назывался «Соглашением Душного-Иванян», и имел в своём
содержании настоящее закабаление Карины. Она нихрена в моём
отношении не может, а я могу всё — таковы условия.
— Чем это отличается от рабства? — спросила Карина.
— Ничем, наверное, — пожал я плечами. — Но «Тёмное спасение» в
придорожных канавах не валяется. Оно исцеляет почти любую херню,
Кариночка... Как-то, помню, менты говорили мне, что какой-то тип
купил у них полный курс и исцелился от рака IV-й стадии, которая
гарантирует смерть. Сколько сокрытых у тебя внутри болезней ждут
своего часа, а? Всё это, как и слепоту, можно устранить за полный
курс «Тёмного спасения» — и вот оно, в фиале перед тобой.
— Я всё равно вижу лишь силуэты, поэтому можешь не утруждаться и
не тыкать пальцем, — произнесла Карина. — А можно мне получить
зелье как-то иначе?
— Через писечку, что ли? — спросил я и хохотнул.
Карина промолчала.
— Серьёзно? — удивился я. — Я помню тебя другой. Эх... Нет,
через писечку и даже через попочку нельзя. Подписывай или продолжай
сидеть в мире мрака до конца своих дней.
Бывшая староста поморщилась, начала кусать нижнюю губу, в целом,
видно, что она очень не хочет соглашаться на такое, но выбора у
неё, если подумать, нет.
— Хорошо! — решилась она, после чего подписала соглашение.
Мне пришло уведомление о том, что соглашение вступило в силу с
этого момента.
— Вот и ладушки, — заулыбался я, откупоривая фиал с зельем.
— Но почему ты так ведёшь себя со мной? — спросила Карина.
— Потому что люди — вероломные мудаки, склонные предавать, —
ответил я. — Как я могу быть уверен в ком-то, если всё, что получаю
в ответ на добро — это ножи в спину? Лучше я развоплощусь, чем
оставлю кому-то возможность предать меня.
Уроки прошлого усвоены, поэтому ни одна сука, блядь, больше не
сможет прокинуть меня на доверии!
Глубоко в душе я был альтруистом, иначе бы не пошёл в
медицинский. Я был открыт этому жестокому и прихотливому миру, хоть
и всегда понимал подсознательно, что это очень опрометчивый подход.
Ведь не может же быть, что этот мир полностью такой? Может.