Но выход из положения все же был. По крайней мере, я могу
задействовать и Магическое Зрение! Как только я раньше об этом не
подумал? В пору моей юности, когда еще существовали опытные Маги
кроме меня, при травмах или полном отсутствии органов зрения,
некоторые Чародеи вполне довольствовались только Магическим
Зрением, хотя легко могли вырастить себе новые глаза, либо
обратиться к опытному Целителю.
«Да будет свет!» - Магическое Зрение «включилось» по первому
требованию, едва только я этого пожелал. Для этого не нужно было
обладать каким-либо Магическим Даром – зрение становилось доступным
по достижению определенного уровня мастерства и практически не
требовало подпитки Магией.
Впрочем, существовало несколько вариантов Энергетический
Плетений, позволяющих и Магам невысокого класса пользоваться
Магическим Зрением, но Силы эти Плетения пожирали неимоверное
количество. Так что этот способ можно было использовать только в
Темные Времена, когда сквозь разверзающиеся постоянно Язвы в наш
мир прорывались мощные Магические Потоки.
Да и еще – Меридианы и Резерв Мага, решившего воспользоваться
подобным Плетением, должны были быть весьма основательными, иначе
присутствовал шанс вычерпать Резерв до основания, либо сжечь
Каналы. Проще (но очень дорого) было приобрести соответствующий
Артефакт. Умельцев-артефакторов тоже хватало в те далекие
времена.
Оценив окружающую меня обстановку, я истерически захохотал.
Мысленно, ибо тело мое представляло собой голый скелет, покрытый
обрывками мумифицированной плоти и сотлевшей одежды. Помимо всего
прочего я оказался запертым в узком каменном ящике. Вот тебе и
перенесся в молодого и красивого! Похоже, что я теперь -
мумифицированный труп, замурованный в каком-то неизвестном мне
склепе…
1838 г. Италия. Комо.
Вилла «lacasadeldiavolo»[8]
Ласковое рассветное солнце небольшого итальянского курортного
городка Комо с удивлением взирало сквозь остатки оконных стекол в
большую залу заброшенного особняка: пыль, грязь, «грозди»
облепленной высушенными насекомыми паутины, остатки некогда
роскошной и позолоченной, но поломанной и гнилой мебели,
облупившиеся фрески, грязные треснувшие оконные витражи и
стекла.
Но не эта разруха вызывала удивление у и без того повидавшего
всякого на своем долгом «веку» солнца: на грязном мраморном полу,
заваленном грудой желтых старых костей, лежали вповалку четыре
неподвижных человеческих тела: молодой двадцатилетний граф Алексей
Толстой – крепкий, розовощекий юноша, с волной густых каштановых
волос, некогда аккуратно уложенных, а теперь сбившихся и спутанных;
его друзья и одногодки – граф Иосиф
Виельгорский