- Здоровый, черт! – с трудом оттягивая одну руку Толстого в
сторону, выдохнул наследник российского престола. - Алексей!
- Алешка, охолони – Сашку задавишь! – Попытался достучаться до
друга и Иосиф.
С большим трудом Романову и Виельгорскому все-таки удалось
немного ослабить хватку юного графа Толстого. Паткуль,
воспользовавшись небольшой свободой, «боднул» приятеля головой в
подбородок и оттолкнул его от себя. Алексей пошатнулся, отступил на
шаг назад. Низенький диванчик «ударил» его под коленки, и юноша
плюхнулся задницей на мягкие подушки.
- Ты чего, Алешка, сдурел? – поправляя смятую одежду, едва не с
кулаками накинулся на друга Паткуль.
- Не наливайте ему больше! – распорядился Романов, наклоняясь к
самому лицу Алексея и пристально глядя в глаза другу детства.
Что он там пытался рассмотреть – никто так и не понял, но
Толстой мотнул головой, и в его взгляде появились некие проблески
разума.
Молодой граф с недоумением посмотрел на склонившихся над ним
друзей: Романова, Виельгорского и Паткуля:
- Ребята, вы чего?
- Это ты чего? – переадресовал вопрос Толстому Паткуль. - Чуть
ребра не сломал, бугай чертов! – И Александр болезненно поморщился.
– Но синяки будут – факт!
- Я? - Толстой машинально схватился руками за голову. – Сейчас?
Ни черта не помню... Сон плохой видел... К-к-кошмар...
Романов со смехом хлопнул Алексея по плечу:
- Пить надо меньше, Алешка! Перебрал итальянского вина с
непривычки – вот и мерещится всякое! Местные-то, хоть и хлещут
винище постоянно, но мешают с водой, чтобы не развезло.
- С водой? – Толстой поднял недоумевающий взгляд на цесаревича.
– Вот еще! Не буду я хмельное зазря переводить! Лучше уж совсем
тогда не пить!
- Вот это по-нашему, Алешка! Чего с этих
фрязинов[1] пример брать? - Цесаревич еще
раз хлопнул Толстого по плечу и оглянулся по сторонам: на замерших
гостей, на замолчавший оркестр. - А что за тишина? – недовольно
протянул он. - Музыка! Танцуют все!
Оркестр вновь, как по мановению руки, грянул веселенький вальс,
Романов «подхватил» в охапку Жизель и закружил её в быстром танце.
Виельгорский же, пригладив растрепавшиеся жиденькие волосы, тяжело
опустился на диванчик рядом с Толстым.
- Ну, мессер Александер, вы так и не доказали... – вновь
пристала к Паткулю Пепина, мило коверкая французскую речь, на
которой, в основном, как и подобает в высшем свете, и велись
разговоры в салоне.