— И поэтому ты пьёшь? — Стоянов не выглядел счастливым.
— В том числе, — он заткнул пробкой бутылку. — После стольких
лет, прожитых вместе, с женой, как и с кланом расставаться сложно.
Но, я не про свои горести пришёл рассказывать. Я перебирал вещи
дочери, которые остались, сначала всё выбросить хотел, но потом
наткнулся на этот дневник, ну, знаешь, какие девочки ведут: с
сердечками и заметочками. — Он вытащил из кармана свернутую в рулон
тонкую тетрадь. — Держи, я его не читал, не смог. А ты посмотри,
может, мальчишкам когда покажешь, всё мать лучше узнают. — И он
протянул тетрадь мне, а сам снова открыл бутылку. — Точно не
будешь?
— Нет, — я покачал головой.
— Как знаешь, — Стоянов встал. — Ты не думай, я очухаюсь и
магазином займусь, у меня ведь только эта отдушина осталась.
Я не стал ему напоминать, что у него есть внуки. Похоже, что
Стояновы всё-таки навсегда уйдут из нашей жизни, ну и хрен с ними.
Главное, чтобы моя покойная жена нам сюрпризов не подкинула. А то,
как-то странно её последняя поездка выглядит, очень
подозрительно.
Стоянов пошатываясь вышел из библиотеки, а я принялся листать
этот девичий дневник. В начале там не было ничего необычного:
тексты сопливых песенок, сердечки, а вот уже ближе к середине тон
дневника изменился. Как я понял, Анне было восемнадцать, когда она
в каком-то клубе встретила Его!
Когда-то она говорила мне, что я у неё был вторым, и теперь я,
кажется, нашёл упоминание о первом. Имён не было, но по отдельным
фразам можно было предположить, что он немного старше Анны, а
дальше шли только восторги.
Мне было неприятно читать про её восхищение другим мужчиной, но
до конца оставалось всего пара страниц, и я заставил себя их
прочесть. Они расстались — он уехал куда-то далеко и надолго, и
Анна больше не прикасалась к дневнику. Всё-таки я был не прав,
когда думал, что она никого, кроме себя не любила. Вот только
показывать это сыновьям я точно не буду.
Подойдя к камину, я бросил в него тетрадь и призвал дар огня,
чтобы разжечь тлеющие угли. Глядя, как горит дневник, я старался не
думать о его содержимом. Более того, больше всего мне хотелось
сгрести все вещи Анны, завязать в простыню и спалить к чертовой
матери, как этот старый дневник.
— Константин Витальевич, я заметил, что ваш гость удалился, —
надо же, я настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как в
библиотеку вошёл Виктор. — Кандидатки, оставшиеся после допроса с
пристрастием Клары Львовны и Прохора, ждут в гостиной. Вы будете с
ними говорить?