Ну так сейчас объясню и обнимаю, и объясняю:
— Привет, Дина. Привет, Солнышко—
И целую, прямо в губы, а что стесняться, уже своя, ни как
иначе.
Отвечает и на поцелуй и на приветствие:
—Привет, Даня. А почему Солнышко? Меня так ни кто не
называл еще—
—Похожа ты потому что, а они слепые. Не видят как ты
светишь — отвечаю я обнимая и прижимая ее к себе.
И млеет, натурально млеет и от слов, и от нежности. А ведь все
честно, что думаю, что ощущаю, то и сказал. Правду говорят,
честность великая сила.
И заглядываю в ее глаза, и тону в их бездонной зелени. А поцелуи
все глубже, губы все слаще и руки уже не удержать, они отправились
в любимый забег по прекрасному телу. А оно уже, чуть ли не поет под
руками, говоря - вот оно я, возьми, делай что хочешь, тут нет
запретов.
И я беру, какие запреты ? Руки находят нежную грудь и зовут на
помощь губы, те конечно откликаются и присоединяются, и начинают
спорить где и что и чье? И выигрывают, а руки отправляются дальше,
мест много интересных тут. Вот и животик такой плоский и тоже такой
нежный. Но тут и губы заинтересовались, и сходили посмотреть — да
хорошо. Но грудь интереснее, и соски такие вкусные и вернулись
обратно. И руки, тем временем, уже соскользнули ниж, е на бедра и
между ними. А там все еще нежнее и где-то прохладное, а где-то
горячее. И контраст так бьет по нервам, что забываешь обо всем
кроме вот этого прохладного и горячего. И кажется что лучше этого
уже и быть не может. А нет, оказывается, может — попка вообще
фантастическая, вроде и упругая, а вроде и мягкая. Сумасшествие
одним словом, не реальность, но она есть и прямо тут под
руками.
А рядом, что это рядом? Какая-то не возможная гладкость и
влажная проникновенность. Так хочется и погладить, и проникнуть. А
я и глажу, и проникаю. Ощущения не вероятные — тепло, влага,
нежность, жар. Тут и губы снова заинтересовались, пришли посмотреть
что тут такое интересное, да поцеловать, да попробовать. И язык в
стороне не остался.
Все распробовали, вкусно, нежно, с ума сводит и не меня одного.
Дина вон уже в экстазе бьется, стонет, почти кричит. Может ей
холодно? Надо согреть и руки отправляются греть, не одни конечно,
губы тоже вернулись, передают свое тепло чужой груди.
И я обнимаю ее и целую в губы, она уже ни чего не понимает,
провалилась в сплошное наслаждение, ноги призывно раздвинуты и
начинается древнее, как мир таинство, которое затягивается еще на
сколько-то минут и всю жизнь. А это и есть жизнь.