Мишку затащили в просторные сени и стали думать что делать. Хорошо еще не стали выяснять, кто виноват. Стопа его покраснела, но не настолько, чтобы сразу среди ночи ехать к врачам в город. Появились первые волдыри.
Старая бабушка сказала: «надо посыпать ногу стрептоцидом и забинтовать».
Все кинулись искать стрептоцид. Наконец после долгих поисков нашли одну последнюю таблетку, порушили её в порошок и отложили в сторонку, чтобы сначала протереть Мишкину ногу водкой. Когда обернулись – нет порошка. Куда положили, кто положил? Нет, и всё тут. Наконец увидели маленького Павлика. Он проснулся от шума и криков и, пока взрослые тёрли Мишке ногу водкой, дотянулся до порошка и съел его. Все губы у него были белыми. Он стоял у двери и проказливо улыбался. Что с него возьмёшь: два годика мальчонке. Ему дали воды запить гадкий на вкус стрептоцид и уложили спать. Мишкину ногу натёрли подсолнечным маслом: опять старая бабушка подсказала, и забинтовали. Потом его напоили сладким чаем и тоже отправили спать.
Мишка лежал в постели, слушал, как снаружи дома беснуется природа, и думал о жизни, о её смысле, о том, что на рыбалку теперь дней десять не выбраться, и что Сёма завтра конечно обо всём проболтается.
Наутро светило яркое солнце и многократно отражалось во всех лужах, в каждой дождевой капле, оставшейся с ночи. По всему селу кричали петухи и ласточки чертили высоко в небе. Миша проснулся спозаранку и ощутил себя удивительно счастливым. Ему даже показалось, что он парит поверх кровати – захватывающее светлое чувство. Нога его мало тревожила. Всё хорошо! Всё просто прекрасно! Чуден мир.
Недели через две двое пацанов пылили сандалетами по просёлку в направлении реки. Зной уже собирал силы и плавился в утреннем солнце. Младший весь в нетерпении, идёт, подпрыгивая, подскакивая, машет руками. Старший заметно хромает, ещё подволакивает ногу, но он так же в приподнятом настроении. За спиной у него рюкзачок. Он что-то увлечённо рассказывает младшему. Младший бегает вокруг старшего кругами и просит:
– Ещё, ещё.
Расплавленный зной им казался прохладой, дорожная пыль не слепила глаза. За поворотом дороги их скрыл перелесок, и пыль медленно осела на луговые цветы.
Солнце било отвесными лучами прямой наводкой, плавило асфальт и заставляло прохожих заинтересованно искать тень. Второй месяц в городе стояла неестественная жара. Духота смешивалась с маревом, вольготно возлежала на городских камнях, размягчала сознание и уносила его в виде перемежающихся видений в страну кривды. Многие не выдерживали и галлюцинировали – всё больше белыми снегами растаявшей Арктики и горами из пломбира. Малыш El Ninjo вырос и превратился в ужасного El Hombre.