Привычка к употреблению чарочки для поднятия духа постепенно все похоронила для отца: и увлечение футболом, и школьные интересы, и семейную жизнь. Бабушка Маша продала после развода сына свой дом, переехала в пригород, купила землянку и, спохватившись, кинулась лечить единственного сына от запоев, возила его по бабкам, выкидывала все свои сбережения, забыв о маленькой внучке.
А мамочку Ирины Галину подхватил замуж старикан-вдовец. Его дети выросли, разъехались по городам, а на соседней улице жила молодка – фельдшерица, бойкая, сладкая ягодка, правда, с дитем. Мать выдержала ровно десять лет все ночные притязания стареющего мужа, его дневные придирки и нытье, бесконечные жалобы на участившиеся запоры и отказывающие ноги. И, наконец, решившись, позвонила старшей дочери своего мужа и предупредила, чтобы забирали старика-отца, куда хотят, хоть в дом для престарелых.
Ирине было четырнадцать лет, и она отлично помнила, как они с матерью вернулись в свою двухкомнатную квартиру в двухэтажном доме, которую постоянно меняющиеся квартиранты довели до ужасного состояния. Как кричала потом в их кухоньке приехавшая за отцом полная мужеподобная женщина, призывая на голову матери все проклятия, существующие в мире.
И тогда Ирине впервые захотелось спрятаться под одеяло, заткнуть уши ватой только, чтобы не слышать неприятную до тошноты перебранку матери и разозлившейся женщины, получившей такой подарок в виде беспомощного отца.
Целую неделю они вдвоем старательно сдирали старые облезлые обои со стен, красили окна белой краской, угорев от запаха разбавителей, смотрели, как меняли приглашенные мастера тяжелые чугунные батареи на металлические трубы. Покрасили остатками краски из разных банок эти трубы и уехали к бабушке в дальнюю деревню.
Здесь была наглядная агония вымирания деревни. После развала колхоза пришли в упадок все животноводческие фермы, когда перевели весь скот, и никто не охранял больше никому не нужные помещения. И сначала по ночам, а потом в открытую начали растаскивать на металлолом железо, а потом снимать шифер на заборы, бетонные блоки – на дорожки, разбирать кирпичные стены. И эта картина полного опустошительного разгула бесхозяйственности там, где только совсем недавно сновали молоковозы, спешили на работу привычные к тяжелому ручному, с минимумом механизации труду доярки и скотники, раздражала, злила, развращала всех в округе.