— Нет. Василич, — окликнула она
водителя, — помнишь, прошлой зимой мы ездили на роды в Сиреневое?
Ну, в притон за карьером.
— Как не помнить, — отозвался тот, —
такое фиг забудешь.
— А что там было? — оживился Толик. —
Плод с уродствами?
— Ну, подобное тоже случается, —
кивнула Рысь, — но не в тот раз. Вызов на роды: живот болит и всё
такое. Возраст неизвестен, ФИО тоже. Случайные собутыльники поняли,
что без медицинской помощи не обойтись, и позвонили в скорую.
Приехали, Василич со мной пошёл, хоть и не положено, а в доме
женщина на матрасе лежит. Типичная такая для этих мест, грязная,
опухшая — и с огромным животом. Я одеяло откидываю, а там зрелище,
как в фильме ужасов, когда какой-нибудь инопланетянин личинку в
человека отложил, и она вот-вот наружу прорвётся. Живот гигантского
размера, как при многоплодной беременности, неровный и весь покрыт
венозной сеткой, а сами вены тёмные-претёмные и толстые. Я, честно
говоря, такое впервые увидела.
— Тромбофлебит проявился на фоне
беременности? Осложнённое течение?
— Хватит умничать, — отмахнулась
Александра, — говорю же, не было никакой беременности.
— А что же тогда?
— Асцит* развился при циррозе печени,
до терминальной стадии дошло. Не знаю, как она вообще так долго
протянула без медицинской помощи. Я потом даже специально в морг
ходила, чтобы подробности узнать — там экссудата семь литров
оказалось, представляешь? Вот вроде бы ещё живая, в сознании даже,
и говорить может — а на самом деле уже труп, и внутри процесс
разложения идёт полным ходом. Пока её в стационар везли, я только
об одном думала: лишь бы в машине не откинулась, а то пришлось бы
реанимационные мероприятия проводить по протоколу, совершенно
бессмысленные и бесполезные. Но повезло — живой довезли и
сдали.
— А потом? Что потом было? — Толик
подался вперёд.
— Известное дело — умерла.
Практически сразу, даже из приёмного покоя увезти не успели. Оттуда
сразу в морг и отправили.
— И вы так спокойно об этом говорите?
— фельдшер нахмурился. — Как будто это не человек был, а ненужная
сломанная вещь. «Лишь бы по дороге не откинулась», — повторил он
слова начальницы, — ничего святого...
Рысь совершенно неделикатно заржала и
скорбь подчинённого разделять не захотела.
— А что, мне надо было окружить её
любовью и лаской? И в лобик поцеловать на прощанье? Если человеку
самому плевать на себя и своё здоровье, почему проявлять заботу
должен кто-то другой? Они годами травят себя любой горючей
жидкостью, живут в грязи, там же размножаются и убивают друг друга
— а я должна сострадать и сочувствовать? Ну уж нет, свои
должностные обязанности я выполнила, но функции Христа на себя
брать не стану. И не потому, что злая или людей не люблю, а потому
что ценю себя, свою жизнь и свою работу. Если у тебя милосердие
свербит в одном месте, можешь потом в хоспис пойти работать. На
добровольных началах, естественно.