- Поэта?.. – с надеждой прошелестел
Набоков.
- Отнюдь, - пришлось его
разочаровать. – Но, чую я, прозаик из вас получится
великолепнейший. Особенно на английском языке. Но простите, что
задержал вас, да и Корнея Ивановича проводить нужно.
Володя кивнул, мы раскланялись и,
глядя перед собой невидящими глазами, он пошел дальше. Сачок при
этом он держал в правой руке, трость – в левой, и то, и другое – на
весу.
- Вы действительно ищете себе поэта?
– спросил Чуковский. Чем дальше от нас уходил юноша, тем ощутимее
оживал избитый бомжами литератор.
- Истинная правда. С тем и планировал
к вам обратиться – сам я со словом не очень-то.
- Ну, по вашей пламенной речи такого
не скажешь, да и начитанность немалая видна, - возразил он. Но вот
в чем бы, безусловно, правы, так это в том, что поэт из Набокова –
никакой. В этом году он издал сборник стихов. Целых шестьдесят
восемь стихотворений! И всё про любовь. И всё – сплошными штампами.
Затасканные образы, слог прошлого века, «кровь-любовь», вот это
всё. Тоска, словом – альбом томной барышни послепушкинских
времён... Так что я бы поспорил насчет его литературного будущего.
А вот с бабочками парень действительно молодец. Мы с его отцом
недавно в Англию ездили, он мне много чего про него рассказывал… А
ещё этот ребенок – миллионер, представляете? Крестный его
преставился в этом году, так всё имение свое Владимиру завещал.
Шальные деньги в юности – загубленная жизнь: не к чему стремиться…
Но вот извозчик. Благодарю вас, Григорий Павлович. Ох, и
заинтриговали ж вы меня – давно таких примечательных незнакомцев в
моей жизни не было. Давайте встретимся завтра на Екатерининском
канале у Итальянской, в два пополудни. Вам будет удобно?
- Да, Корней Иванович, вполне.
- Вот и договорились. Спасибо вам!
Честь имею кланяться. Любезный, отвези-ка ты меня на Коломенскую,
одиннадцатый дом.
Из дневника Корнея
Чуковского
…во мгновение ока этот богатырь
поверг в knock-out всех троих – а
одному, очень похоже, и руку успел сломать! – а сам при том даже не
запыхался. Единственной его потерею стало треснутое стекло пенсне,
которое он благоразумно перед дракой спрятал в карман, но до конца
так и не уберёг. Незнакомец проявил ко мне всяческое участие и
сопроводил на Исаакиевскую, где против института искусств всегда
можно было рассчитывать взять извозчика. Мне показалось, что этот
Григорий Павлович Коровьев – так он отрекомендовался, прибавив
зачем-то «из мещан», - крайне желал избежать встречи с полицией.
Как бы там ни было, ничего, кроме добра, от него я не видел, а с
полицией связываться и мне нужды не было: omnia mea осталось при
мне. Но куда как интереснее то, что было дальше!