Один такой юморист называл меня
Эллочка-людоедочка из-за моего имени Элла. Естественно, я не пошла
с ним даже на второе свидание. Как представила, что вот так он
будет обращаться ко мне всю нашу семейную жизнь, так и перестала
брать трубку.
Другой хвалил за то, как я режу мясо,
проводя параллель с моей работой. А я на минуточку большую часть
времени изучаю прижизненные материалы.
Так и вышло, что к сорока годам я не
обзавелась семьей – ни мужем, ни детьми. Бабули давно нет, и все,
что у меня осталось, – это работа.
Наверное, на мне венец безбрачия.
Если монета проклята, то и прочие бабушкины суеверия тоже
правда.
И вот, когда я поставила крест на
личной жизни, уже ни на что не надеясь, вдруг взяла и вышла
замуж!
Новоявленный муж как раз пришел в
себя и кинулся к священнику. Схватил его за грудки, поднял с пола и
потребовал:
— Немедленно внесите сведения о
смерти в церковную книгу!
— Но я не могу. Она живая, — развел
руками священник.
— Ерунда! Покойники иногда двигаются,
такое бывает, — проявил Эдгар познания в медицине.
— Но я разговариваю, — заметила на
это.
— Так помолчи! — огрызнулся он.
Вот наглый тип.
Плюнув на Эдгара, я выбралась из
ящика. Попутно отметила, что на мне потрепанное белое платье из
грубой ткани. На свадебный наряд не похоже, скорее на саван. А ведь
на работу с утра я выходила в брючном костюме. Не помню, чтобы я
переодевалась.
Карманов у платья не обнаружилось.
Зато имелось декольте, в него я и спрятала монету, чувствуя, что
она еще пригодится. Эта монета – единственное, что связывает меня с
прошлой жизнью.
Пока Эдгар спорил со священником на
тему, кого считать мертвым, а кого живым, я снова попробовала
проснуться. Щипок на этот раз удался, но ничего не изменилось, и
это не на шутку меня встревожило. Одно из двух – либо у меня
летаргический сон, либо я не сплю, и все это жуткая реальность.
Сама не своя от расстройства, я
огляделась. Взор упал на алтарь, где стояла бутылка с красной
жидкостью, похожей на вино.
Я редко пью, алкоголь меня не
веселит, а расслабляет. В итоге, выпив, я банально засыпаю, но
сейчас я бы не отказалась подлечить нервы. Те, что еще остались
после всего случившегося.
— Что это? — спросила у священника,
указав на бутылку.
— Церковный портвейн, — ответил он,
на миг отвлекшись от Эдгара.
— Отлично, — кивнула я. — Мне
подходит.