Вот братка Бречислав помнит поболе – он старше на три года. Зато
Финист вообще ничего – тризну отца он встретил двухлетним
несмышленышем. Ну а сестренка... здесь на лицо Яромира набежала
тень.
Совсем уже стемнело, небо звездами усыпало. Только малый
костерок и сверкал на заснеженном поле искоркой. Яромир лежал на
земле, завернувшись в корзно, Иван все еще что-то лениво жевал.
Ясно сегодня, ни облачка. Только на восходе легкая дымка. Вот
черноту прочертило лучистой полоской, исчезло у самого
небозема...
- Ангел за душой усопшего полетел... – протянул Иван, глядя на
падающую звезду.
- Или Змей Горыныч на лету облегчился, - добавил Яромир.
- Что-то у тебя версия гадкая какая-то. Моя лучше.
- Знамо лучше, - согласился Яромир. – Эх, а вызвездило-то как...
Ночью мороз будет.
- Правда? – огорчился Иван. – Откуда знаешь? Ты ж не
провидец!
- Не провидец. Но и не слепой. Вон как Конь на Приколе мерцает –
верная примета, к заморозкам.
Иван попытался найти указанное созвездие. Не нашел. Про Коня на
Приколе он слышал, но как тот выглядит – не помнил.
Зато Иван нашел Стожар-звезду – она в форме ковшика. А вон там
Утиное Гнездо. А те три звездочки – братья Кигачи, что ездят по
небу на колесницах.
Больше Иван звезд не знал. У матушки его, премудрой княгини
Анастасии, книжки были важные, Шестоднев и Звездочтец - вот в них
все было подробно обсказано. Когда Иван еще малой был совсем,
матушка порой брала его на коленки, да читала из тех книжек – где
какая звездочка посажена, да что она пророчит.
Только Иван почти все с тех пор позабыл – матушки-то уж
двунадесятый год на свете нет. Всего-то девять годочков было
Ванюше, когда преставилась. Батюшка тогда горевал сильно, тосковал.
Повторно так и не женился, до смерти вдовел.
- ...Грамоте меня научили, то слава богу, - рассказывал княжич
Яромиру. – Глагольной. Счету еще... до двух дюжин. На пальцах и
костьми. А прочих ученостей всяких я не постигал – неумок потому.
Меня учить – что рыбу в бочке топить: проку нема, одна маета.
- Так ли уж и нема? – усомнился Яромир.
- Да вот сам посуди. У Берендея Вячеславича, батюшки нашего, три
сына было. Из тех, что до усов достигли, конечно. Глеб, Игорь, да я
сам-третей. Глеб всегда из нас наиперший был. Такой умник-разумник,
что иногда аж врезать ему тянуло. Батюшка с матушкой на него не
нарадовались. Игорь тоже их радовал, но поменее. Так и сяк он был –
вроде и ничего себе, а… и ничего особенного. Просто человек как
человек – боярин хороший мог бы быть, а в князья не годился.
Урожденный князь у нас Глеб. Ну а я-то… я что, я ничего. Мне даже
матушка завсегда говорила – ты, Ванюша, у меня от природы глупенек,
так и не учись всяким премудростям, а то совсем от них одуреешь. Я
и не учился. По своей воле. Ан по чужой иногдажды и приходилось,
потому батюшка у нас суров был, всех троих сынов хотел в люди
вывести.