-Лекарь он,
говоришь?
-Да-да, - оживилась
Флорика. - Слуги говорили, будто добрый, в помощи черни не
отказывает, хотя самого герцога врачует! Подглядела я, значитца, за
ним — ну как картинка, до чего ладный! Ну то есть к чему это я?
Мысль у меня образовалась — больной сказаться, да к нему
обратиться... А што? Горничная вона нивелийская так и сделала — да
только раскусил её лекарь заезжий, говорит, ничо я у вас не вижу
сурьёзного, идите, мол, воздухом свежим подышите, авось полегчает,
а мне с вами делать неча... Ну так я не горничная пустоголовая, я к
нему с взаправдишной раной приду! Руку вона обварю кипяточком,
всего делов. Што мне, руки ради него жалко? Свежее платье одену,
духи у леди Марион стащу, набрызгаюсь... как думаешь?
-Думаю, - глухо прорычал
Феодор, вскакивая с кровати, - что последние мозги ты растеряла!
Где это видано, за мужиками, да ещё за валлийцами, бегать! Сдурела
ты?!
- Сам-то хорош, -
вспыхнула Флорика, усаживаясь на братской постели, - за принцессой
своей волочишься, слюни подбираешь. Ты поджариться в камине ради её
высочества не боишься, а мне указывать вздумал? Я ить не на прынца
нацелилась, на дохтора! И посимпатичней Януш прынцев всех, вместе
взятых! Ты ж не видел его ни разу, Фео! Красивый такой, и глаза
добрые, светом так и лучатся... а какая улыбка у него, какая
улыбка, Фео! Ой, да тебе такую никогда и изобразить-то не удастся,
хоч всю жисть перед зеркалом простой!
Феодор с оторопью посмотрел на горящую праведным гневом
сестру, стиснувшую кулаки, выдохнул воздух через сцепленные зубы, и
медленно опустился на табуретку.
-Будь проклят тот день,
когда мы прибыли в Ренну, - тихо пробормотал он.
-Да ладно тебе, - мигом
пришла в себя Флорика. - В замке Синих баронов ты бы такой красоты
не встретил... не жалей, Фео... а с бусами чо делать-то будешь? -
кивнула на драгоценность Флорика, которую Феодор по-прежнему сжимал
в руках.
-Таире отдам, - глухо
выдавил Фео. - Пусть это будет ей моим последним подарком.
Лихорадка оставила обессилевшее тело лишь спустя сутки.
Нестор метался в бреду, выкрикивал ругательства, проклинал и
угрожал, не приходя в себя.
Януш слушал.
Немногим мог он помочь патрону — теперь всё зависело лишь от
него самого. Лекарь менял повязки, пытался унять жар, снять боль,
но бороться с воспалением герцогу пришлось самому. Заражение
удалось остановить, но Нестор лишился правой руки, и Януш и
представить себе не мог, как отреагирует молодой генерал на
подобное известие. Бывший лучший фехтовальщик Валлии, не
признававший другого оружия, кроме верного двуручника — как ему
жить, зная, что отныне о турнирах и битвах придется забыть?
Повесить уже бесполезный двуручный меч на стену, чтобы никогда
больше не вспоминать о нём?