На вопросы о здоровье герцог широко улыбнулся и ответил, что
чувствует себя хотя и необычно, но вполне терпимо. Януш не поднимал
глаз: только он знал, какую боль чувствовал Нестор в тот самый миг,
когда улыбался принцу, как болело и ныло отрубленное запястье, и —
что самое неприятное — болело там, где болеть уже не могло...
А затем Нестор вернулся к дворцовой жизни, демонстрируя
необыкновенное жизнелюбие и отличное самочувствие, несмотря на
заправленный в карман военного мундира пустой рукав; побывал на
званых обедах и ужинах, заново влюбил в себя местных красавиц,
сыграл вничью шахматную партию с крон-принцем Таиром, рассмеялся
его шутке и ответил своей; получил и провёл несколько личных
аудиенций с императрицей Севериной.
И лишь по вечерам, во время перевязок, после изнурительных
придворных игр и бесконечного притворства, Януш замечал его взгляд,
направленный на висевший на стене двуручник...
-Я подумала, что найду
тебя здесь. Здравствуй, Януш.
Лекарь вздрогнул и обернулся: шум воды скрыл от него шаги, а
собственные мысли заглушили цокот копыт.
-Миледи...
Марион спустила коня к воде, позволяя животному с фырканием
зайти в ручей, и присела рядом. Януш смотрел на неё, забыв обо
всём: о прошедших тяжёлых днях, о дворцовых сплетнях и о
патроне...
Он запомнил её поверженной, раненой, обозлённой и
обессилевшей, почти нагой, защищённой лишь плотной тканью походного
плаща, — сегодня перед ним сидела ухоженная, одетая в платье тонкой
работы женщина с аккуратно уложенными волосами. Короткие чёрные
кудри, обрамляющие овал её лица, выдавали неприятность,
произошедшую с роскошными прядями, но сегодня она вовсе не казалась
униженной или уязвлённой. Пожалуй, лишь бесконечная усталость,
мрачной тенью ложась на лицо, портила правильные черты.
-Долго ты ждал?
Януш коротко улыбнулся.
-Не очень. Я стараюсь не
отлучаться надолго из дворца.
-Беспокоишься о
герцоге?
-В свете последних
событий... имею на это полное право, миледи, - тихо ответил лекарь,
не отрывая от неё глаз.
Марион вздохнула, обхватила колени руками, натягивая ткань
юбки. Разговаривать с доктором оказалось сложнее, чем она
предполагала: баронесса слишком привыкла к враждебным фразам,
язвительным шуткам и колючим словам придворных бесед, чтобы сейчас
адекватно реагировать на лишенный всякой агрессии, полный
участливой заботы голос Януша. Лекарь знал всё, что происходило
между ней и Ликонтом — и тем не менее, в понимающих зелёных глазах
она не видела ни ненависти, ни неприязни, ни даже осуждения.