Словом, Януш всегда знал, что его патрон — сильный человек,
но, пожалуй, даже он не подозревал, насколько.
Следующие сутки Нестор посвятил физическим упражнениям,
испытанием того, что осталось от его тела. Ослабевший после болезни
и потери крови, бледный, непривычно тихий, но собранный, как перед
походом, Нестор сделал первые осторожные шаги от кровати к зеркалу.
Изучив заросшее тёмной бородой лицо, герцог принялся методично
разматывать скрывавшие рану бинты. Все увещевания Януша пропали
втуне: Нестор, казалось, вообще не слышал находящегося в
опочивальне доктора. Внимательно рассмотрев культю, герцог вытянул
обе руки вперёд, сравнивая левую ладонь и обрубленное предплечье, а
затем велел Янушу вновь перебинтовать рану.
Нестор не остановился и на этом: следующим этапом он вызвал
камердинера, и тот, следуя указаниям, привёл господина в
приличествующий высокорожденному вид. Освежённый, бледный и
решительный, как смертник, герцог продолжал методично следовать
своему невидимому плану.
Усадив Януша за письменный стол, Ликонт надиктовал лекарю
несколько деловых писем для валлийских придворных и его величества
короля Харитона, затем медленно, но уверенно вывел левой рукой свою
подпись и скрепил письма личной печатью.
Лишь тогда Нестор позволил себе вновь отдохнуть, безропотно,
даже безразлично проглотив лечебные отвары, поднесённые ему
лекарем. Без всяких эмоций наблюдал он за перевязкой культи и
нанесением живительных мазей, без аппетита, словно и тут следуя
некому обязательному перечню, пообедал, и вновь уставился взглядом
в потолок.
И только тогда Януш понял, что патрон вовсе не ушёл в
депрессию, как случалось со многими больными: взгляд блестящих глаз
хоть и оставался неподвижным, но горел тем необыкновенным огнём,
который выдавал в герцоге его особую черту — напряжённый
мыслительный процесс, внутренний монолог, умение расставить
шахматные фигуры на доске и обыграть сложную партию со всех
сторон.
И, пожалуй, эта странная сосредоточенность пугала больше,
чем непривычное молчание и отборная ругань накануне.
Когда принц Орест зашёл на следующий день к другу, он едва
поверил своим глазам: Нестор встретил его одетым, спокойным, даже
улыбнулся, приветствуя августейшего, и первым принялся за расспросы
о том, какие события дворцовой жизни он вынужденно пропустил. Орест
отвечал рассеянно, не решаясь поверить, что Ликонт вот так запросто
пережил и смирился со страшной утратой, но мало-помалу втянулся,
заулыбался в ответ, с радостным облегчением понимая, что друг
жаждет общения более чем жалости.