- Сколько можно об одном и том же?!
Решение принято, - отрезал Лукаш.
Синий скривился. Хотел что-то
возразить, но сдержался.
- Прошение о помиловании Халилова
вчера подписано Президентом,- уведомил Селянский.
- Теперь его к «полосатикам» на
остров, - со знанием дела заявил Синий. «Полосатиками» по старинке
называли заключенных колоний особых режимов, некогда действительно
носивших классические полосатые каторжанские одеяния. - По дороге
мы его выдернем.
- Подготовка завершена?
- Да. Бабла растранжирили – на луну
ракету запустить можно, - сокрушенно покачал головой Синий.
- К чему тратить столько усилий и
денег? - непонимающе спросил Селянский. - На нас работают сотни
людей. И такой сыр-бор из-за одного насильника.
- Сотни?- улыбнулся Лукаш. – Исход
наших сражений чаще зависит не от сотен, а от одного человека.
Хороший агент стоит армии пехотинцев. Халилов нам нужен.
- Эх... - поморщился Синий. – Нутром
чую, боком это выйдет.
***
Когда Мясника задержали и переправили
в Нижегородский изолятор предварительного заключения, его хотели
поместить в двухместную камеру с главарем одной из самых
безжалостных и нахальных городских рэкетирских шаек.
- Буду сидеть один,- заявил Мясник.-
Кого подсадите я его удушу. Вы отвечать будете.
- Эх, Халилов,- покачал головой
полковник- начальник изолятора.- Один не соскучишься?
- Не соскучусь. Мне в тишине подумать
надо о жизни.
- И о смерти. Стенка тебе светит.
- А это мы еще поглядим...
При всей перенаселенности изолятора
для Мясника нашли-таки свободную камеру.
К следователю его водили в
специальных кандалах. Работники изолятора были наслышаны, на что он
способен. Расписывался Мясник на протоколах, не снимая кандалов,
еле двигая рукой.
- К чему это, гражданин следователь?-
усмехался он, кивая на опутавшие его железяки.- Когда будет нужно,
я уйду.
Он бравировал. Сам понимал, что под
таким надзором без посторонней помощи ему не уйти. Но он
наслаждался, ловя в глазах, жестах, голосе следователя, охранников,
судьи, адвоката страх. Ох, Мясник знал цену страху. Он умел
наслаждаться страхом людей. Он пил его, как пьют дегустаторы
марочное вино. Он был не кем иным, как ВЛАСТЕЛИНОМ СТРАХА.
Суд он воспринимал как тягостную
формальность. Знал, что снисхождения ему не дождаться. Хотя
доказано ничтожно мало, но все равно достаточно для единственно
возможного решения - исключительная мера наказания, расстрел. И
слова эти прозвучали.