- Именем Российской Федерации
приговорен...- торжественно произнес судья.- Расстрел... В качестве
дополнительного наказания лишить права на управление транспортным
средством сроком на пять лет.
- Придется в рай идти пешком,-
насмешливо произнес Мясник.
Он обвел глазами зал. Ощутил на себе
ненавидящие взгляды родственников его жертв. И жадно изучающие,
любопытные взоры собравшихся журналистов - они хотели уловить в нем
какие-то оттенки отчаяния, обреченности, ужаса перед неизбежной
смертью. Не дождутся.
Потом - камера смертников. Помещение
пять на пять метров, с унитазом, кроватью, привинченными к полу
столом и койкой было перегорожено посредине толстыми железными
прутьями. Из угла пялился зрачок видеокамеры. Свет никогда не гас -
ночью он просто становился более тусклым. Потянулись резиновые
месяцы ожидания.
Молодой, худенький, прожженный и
нахальный адвокат пахал не покладая рук, направляя кассационные
жалобы в Верховный суд, в прокуратуру.
- Столько горбатишься,- сочувствующе
произнес Мясник. - Денег-то с этого почти не имеешь. Зачем,
спрашивается, стараешься?
- Слава. Известность. Сначала они. А
деньги будут потом, - со здоровым цинизмом заявил адвокат.
- Ты действительно хочешь, чтобы я
вышел на свободу? - зловеще осведомился Мясник.
- Хочу- не хочу,- непроизвольно
передернув плечами, затараторил ставшим вмиг тонким голосом
адвокат. - Какое это имеет значение? Это моя работа. Щепетильность
и успех в ней есть вещи несовместимые.
- А. Ну, работай, друг. Старайся.
И адвокат старался. Когда
кассационные и надзорные инстанции отклонили жалобы, он накатал
бумагу в Комитет по помилованиям при Президенте России. А Мясник
ждал. Он не верил, что его земной путь завершится в этой тюрьме. Он
знал, что смерть еще подождет. Такое же ощущение у него было, когда
он смотрел в зрачок автомата, видел палец оперативника, ползущий по
спусковому крючку, как в замедленной съемке хлещущий огонь, и
ощущал глухие и безболезненные удары пуль по телу. Действительно
выжил. Хирурги выковыряли из него семь пуль...
Ел Мясник привычно немного. Читал
книги- преимущественно западных философов и древнекитайские
священные тексты. Иногда писал - как правило, стихи. Неплохие
стихи. Одна газета напечатала их на первой полосе с заголовком
«Муза в камере смертников». В них было какое-то темное очарование.
По три часа в день он занимался медитацией, повторял мантры. Два
часа- на гимнастику и отработку боевых приемов. И еще - на три
выученных, отточенных до миллиметра ката, так японцы называют
комплексы формальных упражнений в карате,- тоже своеобразная
медитация, только в движении. Для своих сорока пяти лет он
находился в удивительной физической форме. Казалось, годы нисколько
не сказались на его теле. Охранникам у мониторов становилось не по
себе, когда они смотрели на мечущийся по тесной камере вихрь...