Наверное, хотела, чтобы я тоже узнала свое будущее. Или же, как
она всегда утверждала, Богиня даст мне несколько вариантов его
развития, и я смогу выбрать тот, который ближе к сердцу.
Но собственное будущее меня мало интересовало – я нисколько не
хотела его узнавать. Зато у меня нашлось бы, о чем спросить у
Богини. Например, где сейчас мой блудный братец и что мне сделать,
чтобы предотвратить непредотвратимое.
Поэтому уже скоро я стояла возле главной Башни Милерина –
огромного строения из темно-серого камня, устремлявшегося ввысь
почти на добрую сотню метров. Затем, решившись, взбежала к
гостеприимно распахнутым резным дверям, миновав ровно сто
пятнадцать ступеней крыльца. От переживаний даже не запыхавшись,
присоединилась к толпящимся у входа людям, пожелавшим с утра
пораньше помолиться Богине Бартетт.
Еще дюжина собралась возле небольшой боковой дверцы, все еще
закрытой, – и вид у них был довольно грязный и оборванный.
Подозреваю, дожидались, когда их накормят.
Я слышала, что жрицы Башни раз в день раздавали беднякам хлеб,
купленный на пожертвования, но у меня с собой ничего не было...
Ни единого дукара – даже медного! – потому что все наши деньги
остались у Джулиана. Перед выездом из «Синих Холмов» мы с ним их
поделили – я везла наличность в банк, а он – выделенные папой
деньги на расходы. Но, исчезнув из «Синего Петуха», брат нисколько
не озаботился тем, чтобы оставить мне хоть что-то, забрал все с
собой. Правда, сейчас меня мало волновало то, что я осталась совсем
без средств...
Нет же, как раз волновало, потому что я внезапно вспомнила, что
услуги прорицательниц платные и к основным ритуалам Башни допускали
только после солидного пожертвования!
Без денег мне можно было рассчитывать разве что на общее
благословение, потому что, судя по грянувшим песнопениям,
долетевшим до меня из распахнутой двери, утреннее богослужение
только что началось.
Правда, оставалась еще мамина просьба – обязательно навестить
Верховную Жрицу Эрну, когда я буду в Милерине. Но сейчас было не
самое подходящее время для того, чтобы вести с ней душеспасительные
беседы. У меня попросту не осталось на это сил.
Неожиданно передо мной выросла пожилая, одетая во все черное
жрица. Вышла из дверей и преградила мне путь, словно почувствовала
мои колебания.