Что тут говорить, сперва я даже опешил: как так?! А в принципе, ничего удивительного, как в физике: однородные частицы… И Ал. Блок, и Ив. Бунин – современники, люди одного круга, поэты (Бунин считал себя в первую очередь поэтом и очень обижался, если стихи его недооценивали), великие писатели одного народа, гении. А таким в одно время на земле тесно…
Хорошо ли, плохо ли – много во мне тех качеств, что сделали Блока Поэтом, Бунина – Писателем: сентиментальный, мечтательный, влюбчивый, педантичный, желчный, злой, нетерпимый, гордый… Вот еще бы – талант. Но это – от Бога. Тут ни купить, ни вымолить: свой крест неси.
1998
Я родился в день и год, когда генерал Батицкий поставил свинцовую точку на жизни кровавого сластотерпца Лаврентия, в немного русском, немного польском, в тихом городке западнобелорусского Полесья.
Он старше златоглавой столицы, да, видно, не вышел родом. К слову, у нас с ним есть что-то общее – я появился на свет этаким пухлощеким зачатком богатыря: пять сто, а вот дальше не задалось, никогда больше семидесяти кило не тянул. Да и рост у меня не ахти какой. По молодости это сильно мучило меня: нравились стройные, длинноногие… Только и было, что смотрел им вслед.
Такая судьба и у моего Города: был он и центром княжества, и стоял на некогда великом торговом пути, и от его стен не раз шли дружины на помощь белокаменной столице городов российских. Много чего было в нелегкой судьбе моего Города. И пусть он давно не стольный град, мой Город – столица моей жизни, столица жизни моих близких и моих друзей. Мы любим его, для нас он дороже столиц и дороже других великих городов земли. Столицы тем и величавы, что есть такие города, как мой Город.
Его шестнадцать раз сжигали завоеватели. И, конечно, не раз потому лишь, что не могли дотянуться до первопрестольной. Вот и отводили злые души на тех городах и весях, что стояли на их пути к первому городу державы. На этом пути всегда стоял и мой Город.
Зажили раны и последнего нашествия. Три долгих года пылили по улицам моего Города, топча и руша судьбы людские, намертво сделанные сапоги солдат Гитлера.
С тех пор мой Город, если и слышит чужую речь, – это речь гостей. А сам он говорит на языке тех, кто нарек его когда-то тихим и чистым, как в те давние времена вода в реке, что течет у его стен, именем.